Сергей Снегов - Фантастическая одиссея

— Дотяну ли оставшиеся полгода? После гибели Варкая и Науманна каждый ждет такой же участи. Смирные же были ребята и мысли не имели провоцировать каре-нов, а на тех вдруг нахлынуло бешенство. Посмотри записи команд погибших — не то что для ярости, нет повода для простого недовольства!

— Ты сказал — жизнь в муравейнике, где действия обитателей непредсказуемы, но описываешь скорее сумасшедший дом с внезапными вспышками массового безумия.

— Похоже и на сумасшедший дом, — мрачно согласился Нага.

Он выдал нам особые скафандры, легкие, специально для местных условий, взамен наших «всепоисковых». Бродить в такой одежде удовольствие. Мы сразу совершили вылазку наружу. Грунт напоминал наш земной песок, зелени не было, неподалеку от Станции Космопомощи вздымалась невысокая гряда холмов, в тонко-вишневом небе катилась желтая Карена. Радости планета не порождала, отвращения не вызывала. У холмов землеройная машина била вертикальную шахту к линзе твердого аммиака, найденной на глубине. Вращающийся бур веером выбрасывал грунт. Здесь мы увидели каренов. Одни проворно, на носилках, уносили вынутую землю, другие прокладывали от машины канал к котловану, в него должен был хлынуть из недр быстро тающий аммиак. Мне карены почудились скорей гигантскими многоножками, а не муравьями, а когда они вставали, виделось сходство и с человеком. Поднимались на задние ноги они перед полетом. Зрелище было интересное. Карен выпрямлялся во весь рост, тонкая талия разбухала, грудь превращалась в бочку, он медленно отрывался от грунта, на высоте вдруг чудовищно утолщался и пулей взмывал в небо.

— Работают они хорошо, — сказал я оператору машины, рыжебородому, рыжеглазому великану, ловко манипулирующему рычагами и кнопками и покрикивающему время от времени на землекопов.

— Отлично работают! Но в этом ли суть? — ответил он и выразительно покривился, показывая, что мог бы и нехорошее сказать о подсобниках, но боится, что до них дойдет его критика.

— Разве они понимают, когда вы кричите? Ведь у каренов нет речи.

— Нет, конечно. Ни речи, ни бесед, ни развлечений, ни отдыха, ни искусства. Работяги — и только. Дешифратор в моем скафандре доносит им мои мысли, а кричу я для себя, не привык командовать без слов. — Он невесело ухмыльнулся и снова стал распоряжаться. Карены с таким рвением выполняли его приказы, что нашим землекопам можно бы поучиться.

На «Икаре» я пошел в механическую лабораторию. Гюнтер и Алексей возились с приборчиком, измеряющим силу взгляда: то один, то другой таращились на туманный экранчик — приемник взгляда, — а перо на самописце рисовало всплески выдавленного из себя «зрительного импульса».

Удивительное умение восьмируких астронавтов превращать глаза в орудие управления так захватило обоих астроинженеров, что они решили поэкспериментировать со Своим зрением.

— Сколько же киловатт в вашем взгляде? — поинтересовался я.

— Если бы киловатты! — Гюнтер вздохнул. — Но около микроватта в зрительном импульсе в одну сотую секунды уже получалось. — Он ужасно вызверился на экранчик: поймав такой свирепый взгляд, любой человек в испуге отскочил бы подальше — перо лениво начертило небольшую стрелку вверх.

— Я подключал к Гюнтеру попеременно аккумуляторы

и лейденские банки, — порадовал меня Алексей. — Сила взгляда увеличивается ощутимо. Хочешь посмотреть? Подготовка займет минут десять. — И десять минут не буду тратить. Вот что, друзья. Взглядомеры — ваше вольное занятие, запрещать не смею. Но сейчас у нас иные задания.

Так как Нага не предложил плана исследований, а самому мне ничего в голову не приходило, я разрешил вольный поиск: практически простое шатание по планете. «Худший вариант из возможных», деловито характеризовала его Елена, но, впрочем, вариантов получше сама не нашла. Впоследствии много говорили и о моей выдающейся интуиции, и о том, что из множества разных путей я сразу увидел единственно правильный. Все это преувеличения, поверьте. Не было сверхъестественного озарения, а если получилось удачно, то это игра обстоятельств.

Вот так мы и стали слоняться по планете — скорей туристами, чем поисковиками. День в прогулках, второй, третий, а дни на Карене-2 ровно в два раза длинней земных. Любуемся скучным пейзажем, присматриваемся к каренам, осторожно заговариваем, то есть задаем через шифраторы мысленно простейшие вопросы, получаем такие же мысленные простейшие ответы. Вечером проверяем записи — естественно, ничего интересного. Гюнтер хмурится: у него интереснейшая работа в лаборатории, а я не даю кончить. Елена выразительно пожимает плечами, Хаяси молчит, а Иван от зевоты едва не выворачивает скулы. Остальные из вежливости соглашаются, что надо еще пофланировать по песку. Как-то вечером Иван взмолился — дайте выходной, он устал, он заболел, он хочет поваляться в постели, и вообще у него скоро зловеще подскочит температура от общения с каренами. В зловещую температуру я не поверил, выходного не дал, Иван утром вместе со всеми уныло поплелся по холмам. Этот день оказался решающим.

В середине каренского дня мы на часок возвращались на «Икар», ошвартовавшийся возле Станции Космопомощи, отдыхали, делились впечатлениями. В тот день все появились в салоне в полдень, один Иван отсутствовал, это никого не обеспокоило: он был из породы зевак — смерть любил бесцельные блуждания и, вероятно, сейчас, сбежав от каренов, повалился где-нибудь на грунт и озирает серые холмы и светло-вишневое небо, предаваясь столь же бесформенным, как и местный пейзаж, мечтаньицам. Спокойствие наше рассеял появившийся на экране перепуганный Нага:

— На Карене волнение! Они пошли на Ивана! Михайловский, он обычно дежурит, когда я покидаю

корабль, мгновенно дал выход на Ивана. На экране вспыхнул холм, на вершине его валялся Иван с блаженно устремленным вверх лицом, с закрытыми глазами — он кейфовал, не подозревая, что совершается. У подножья бурлила рыжая масса — карены чаще рыжего, иногда черного цвета. Их становилось все больше, они извивались, крутились, вскакивали один на другого, в общем, неистовствовали. Нага, теряя самообладание, умолял:

— Арн, они через две-три минуты ринутся наверх, у меня нет возможности отогнать их, кроме физического истребления, а на это я никогда не пойду! Спасайте его, спасайте сами, пока не поздно!

Ему легко было кричать: «Спасайте сами!», а что мы могли сделать на отдалении, кроме как воспользоваться охранными полями, а их фокусирование на холме неизбежно искалечит кишащих там каренов. Я бросился наружу. Фома, на редкость хладнокровная голова, в трудные минуты отчаянно быстр. Я лишь высунул ногу, авиетка уже покачивалась у люка. Все остальное заняло не больше минуты. Рухнув на вершину, я пнул Ивана ногой, он вскочил, вытаращил ошалелые глаза, хотел дать сдачи — мне бы не поздоровилось, он сильней меня, — но тут до него дошел «кошмар ситуации», как он потом написал в рапорте: именно в эту минуту карены начали нападение.