Фредерик Пол - Восход Чёрной Звезды

Значит, время у правительства было. Время, чтобы подумать и составить план.

Делила, пристроившись в укромном уголке зала, внимательно слушала дебаты, время от времени она отправлялась проводить в жизнь принятые решения, если они касались полиции — как правило, сугубо профилактические меры. Народ в массе своей хотя и проявлял интерес к новостям из космоса, но до восстания было, как пешком до луны. Она устроила сына в корпус безопасности при административном отделе, чтобы всегда иметь возможность присмотреть за Арнольдом, и шепнула нужное слово нужным людям, после чего Арнольда отправили на ночное патрулирование, и теперь Делила могла спокойно отдыхать.

Она внимательно наблюдала за всем, что происходило в Совете.

О высших партийных кадрах у Делилы сложилось нелестное мнение. Все они трусы, решила она. Они трясутся от страха, дрожат за судьбу всемогущего Китая, в то время как корабль еще ничем не подтвердил ультиматума. Ну хорошо, сожжен всего-навсего крошечный островок — и это все. Китай пережил вещи похуже, например, обмен массированными ядерными ударами между СССР и США. И без всяких сомнений Китай переживет удар, который нанесет — если нанесет, — один-единственный космический корабль. В бомбардировках Делила разбиралась превосходно, даже профессионально. В молодости, отбывая срочную службу в армии, она пилотировала самолет, распылявший особые, вызывающие бесплодие препараты над африканскими деревнями. Эти воздушные части относились к подразделениям военной полиции; именно после срочной службы она решила продолжать работу в полиции, но уже не в воздухе и не пилотом. Препараты, делая африканцев бесплодными, никого не убивали, конечно, но Делила, благодаря присущей ей любознательности, занялась военной историей, военной теорией и практикой и обнаружила одну вещь: воздушные бомбардировки разрушительны, они уничтожают живую силу противника, с помощью авиации можно нанести грандиозный урон, но выиграть войну — никогда .

Многолицый тоже понимал это. Среди высокопоставленных товарищей, собравшихся в зале с золотисто-зелеными драпировками, он, он единственный, настойчиво твердил: «Ультиматум — это не только угроза. Это еще и великолепная возможность… если мы отыщем правильный подход, мы заставим их сыграть нам на руку». Старик постепенно приходил в себя после новой пересадки, и нервозная обстановка, разумеется, ни в малейшей степени не способствовала обретению психического баланса. Многолицый представлял собой сообщество, комитет разных личностей, — и осознавал себя как таковой, — но в критические моменты все его составляющие говорили одним голосом.

Например, благоразумия и смекалки у него было намного больше, чем у Чай Говарда, директора департамента налогообложения и принудительных взысканий, худенького коротышки с отвратительным характером, который, как испорченная пластинка, твердил раз за разом:

— Предотвратить волнения среди местных жителей! Разоружить янки! Открыть концентрационные лагеря!

— Кто же тогда, — поинтересовался Многолицый, — будет нас кормить, если мы загоним всех янки за колючую проволоку? Чай, они уже в лагерях. Коммуны, в которых они живут и есть эти лагеря!

— Но товарищ Чай прав, — пискнула районная комендантша, беспокойно заерзав в своем обтянутом парчой кресле. И вновь вспыхивала словесная перепалка. Делила следила за лицом Кастора, за тем, как он переводит взгляд с одного оратора на другого. Интересно, о чем сейчас думает этот милый юноша?

Потом Многолицый подвел итог:

— Товарищи, нам необходим президент! Президентом должен стать человек, которому мы доверяем, который уже продемонстрировал свою лояльность Китаю-Хань, и при этом разбирается в астронавтике, чтобы найти с пришельцами общий язык. Человек, который будет целиком под нашим влиянием.

В этот момент Цзунг Делила, бросив взгляд на Кастора, тихонько прокралась вдоль рядов, нагнулась к громадной, раздутой голове Многолицего и что-то прошептала ему на ухо.

Многолицый удивленно вздрогнул. На долю секунды он потерял контроль над собой, железная хватка ослабела, и, воспользовавшись этим, некоторые из его составляющих попытались подать голос, но Многолицый быстро их заглушил, вновь прочно усевшись в председательском кресле.

— Мелкинс Кастор! — позвал он. — Отправляйся домой и привези мой «дипломат». Красного цвета. Немедленно.

В тот же день, после полудня, во все деревни, коллективные фермы, коммуны, на все фабрики бывших Соединенных Штатов Америки было направлено правительственное сообщение. В нем говорилось:

«Для борьбы с бандитским космическим кораблем надлежит избрать Президента Соединенных Штатов. Организуйте в ваших коллективах выборы. О результатах немедленно сообщите по трем следующим категориям:

а) Общее количество избирателей в общине.

б) Количество голосов, поданных за кандидата.

в) Количество избирателей, не способных понять предвыборные указания.

Категории б) и в) должны равняться в сумме категории а)».

Пока сообщение это было еще в пути, Кастор поспешил в особняк Многолицего, отыскал красный «дипломат», собрался возвращаться, но его остановил звонок Многолицего.

— Не торопись. Совет закончил на сегодня работу.

Несколько часов спустя Многолицый вернулся домой и молча закрылся в своем кабинете, предупредив лишь, чтобы его не беспокоили; немногим позднее появилась Делила. Она была довольно оживленная, но лишь на биологическом уровне, к сожалению.

— Мой юный друг, сейчас мы поужинаем, — объявила она веселым голосом, — а потом немного выпьем. Что? Мой сын? Сегодня он на дежурстве. И останется на посту до начала следующего заседания, то есть — до утра. Поэтому сегодня останусь с тобой.

Кастор предпочел бы беседу, но беседовать с набитым ртом неудобно, потом они пили вино, а потом была Делила. Он заснул, так и не удовлетворив любопытства — интеллектуального любопытства по крайней мере.

В 6.00 утра в его комнате зазвонил телефон.

Он потянулся к аппарату, но Делила, перегнувшись через Кастора, первой ухватила трубку. Она назвала свое имя, выслушала сообщение, положила трубку на место и с усмешкой посмотрела на Кастора:

— Доброе утро, господин президент!

Позже этим же утром Совет начал очередное заседание, но у ног Многолицего больше не стоял приготовленный для Кастора табурет. Середину зала занимало кресло с высокой спинкой, массивное и позолоченное. Мягкие парчовые кресла для участников заседания окружали его. Цзунг Делила, успешно сдерживая улыбку, провела Кастора к его новому месту. Вернувшись к собственному креслу, у дальней стены зала, она с любопытством отметила, что юноша чувствует себя не в своей тарелке. Позолоченное кресло было сиденьем почетным, но довольно неудобным; Кастор видел только верхнюю часть Совета, и то и дело ему приходилось вытягивать шею, чтобы посмотреть, что происходит у него за спиной.