Андрэ Нортон - Звездные врата. Суд на Янусе. Победа на Янусе

Петляя между деревьями, Кинкар пытался придерживаться юго-западного направления, надеясь, что так он доберется до реки. Останавливаться нельзя ни в коем случае. Теперь он шел пешком, намотав на руку заушники, выискивая промежутки между стволами. И вдруг он обнаружил у себя под ногами следы давней человеческой деятельности. Он и не заметил, как вышел на какую-то древнюю дорогу. Большие деревья расступились, на зараставшей просеке видны были лишь побеги толщиной не более пальца да кустарник. Вдруг все вокруг озарилось бело-голубым светом. При свете молнии Кинкар успел разглядеть, что дорога вымощена обтесанными булыжниками. Сейчас, конечно, они выглядели как набросанные вкривь и вкось камни, но все же это была мостовая!

Дорога была прямая, и Кинкар решил поехать по ней, поскольку продолжать блуждания в поисках реки было опасно. Уж куда-нибудь она да ведет, и если придерживаться ее, то можно хотя бы избежать опасности разделить участь заблудившихся путников, бродящих кругами на одном и том же месте. Наиболее логичным представлялось предположение, что эта дорога некогда связывала горную область с морским побережьем. Если идти по ней, то, быть может, удастся обойти несколько пограничных постов. Эта мысль показалась Кинкару привлекательной, и он начал продираться сквозь обдававшие его ледяным душем кусты, увлекая за собой слегка упирающегося Цима.

Но, как вскоре стало совершенно очевидно, выйти на древнюю дорогу — это только полдела. Буря не утихала, надо было как можно скорее найти какое-нибудь укрытие, чтобы обогреться и обсушиться. Кинкар начал вглядываться во тьму, пытаясь увидеть в темноте очертания хотя бы поваленного дерева, около которого можно построить охотничий шалаш.

Конец этому мучению положил Цим. Ларнг пронзительно взвизгнул, дернул головой, выворачивая руку Кинкару, не выпускавшему заушников. Потом Цим прянул назад, угрожая Кинкару когтями передних лап — так, как его учили нападать на пехотинцев во время боя. Застигнутый врасплох, Кинкар отпустил заушники, пытаясь увернуться от удара.

Почуяв свободу, Цим побежал вперед, едва заметный в сгущавшейся тьме. Он вдруг резко забрал вправо, протискиваясь между двумя деревьями, и ушел в чащу, не давая себя поймать. Задыхаясь, путаясь ногами в зарослях, Кинкар бежал следом, пытаясь не упустить ларнга из виду. Время от времени ему еще удавалось заметить мелькавший между стволов светлый силуэт животного.

И вдруг Цим совершенно пропал. Чуть не плача от досады и ярости, Кинкар побрел наугад в том направлении, где он в последний раз видел своего скакуна, но внезапно наткнулся на какую-то преграду. От неожиданности он отпрянул назад, обдираясь о колючки кустарников.

Его вытянутые вперед руки скользнули по каким-то камням, покрытым тонкой ледяной коркой. Стена! Здание! Потом руки провалились в пустоту, и это значило, что в стене обнаружилась дверь. Он рванулся вперед и оказался в сухом месте, вне досягаемости дождя, барабанившего где-то наверху по невидимой в темноте крыше. Рядом ворчал Цим, нашедший это укрытие раньше своего хозяина.

Под ногами шуршали вороха сухих листьев, потрескивали, ломаясь, тонкие веточки. Сбросив пропитавшийся водой плащ, Кинкар сгреб все это в кучу и поднес уголек в глиняной коробочке людей межгорья. Он долго возился с костром, не замечая, в какое сооружение привел его Цим. Когда пламя, наконец, занялось, он огляделся в поисках дров и обнаружил, что их до огорчительности мало. Груды листьев, ветки, несколько небольших гнилых сучьев. Он собрал все до последней веточки и тут обнаружил в стене дверь, ведшую во внутреннее помещение.

Не питая особой надежды найти еще хоть немного дров, Кинкар все же решил заглянуть во вторую комнату. Он обошел вокруг Цима и шагнул в дверной проем. Свет костра не проникал за порог, но не тьма и не обнаружившаяся вторая дверь заставили юношу замяться у входа.

Когда Кинкар проходил сквозь чуждые Горту врата людей с Неба, покоившийся у него на груди талисман, воспламененный их энергией, превратился в уголь, жегший его плоть. Сейчас он испытывал нечто совсем другое.

Камень чуть потеплел, не раскаляясь до обжигающего жара. И одновременно пришло трепетное, возвышенное чувство жизни, нового накала чувств, новой глубины понимания действительности. И вместе с этим — ощущение правильности избранного пути…

Сколько времени простоял он на пороге, всецело отдавшись охватившей его с ног до головы благодати? Время остановило свой бег. Забыты были и костер, и попытки найти дрова для него, и шум бури за стенами. Кинкар шаг за шагом продвигался вперед, в темноту, которая вдруг ожила, стала теплой, понимающей, окружила его своей защитой. Он чувствовал себя ребенком, заботливо завернутым матерью в меховую шубу.

Тьмы как не бывало. Хотя глаза его не видели ничего, им руководило какое-то другое, истинное зрение. Пальцами он быстро нашарил ворот лат, ослабил его, сунул руку под кожаный жилет и нижнюю рубаху. И вот уже Единое в его руках. Оно источало сине-голубой свет — отсвет плодородной земли после животворящих дождей, цвет только что распустившейся листвы.

Перед ним был алтарь, квадратный каменный стол без всякой резьбы, сделанный в том же простом стиле, что и все святилище — грубый каменный стол. Кинкар видел такие и раньше, но ни разу еще не приходилось ему молить о пробуждении скрытых в капище сил, взывая к тому, что ждало зова.

Каменный стол с тремя углублениями, тремя маленькими ямками на поверхности. Он коснулся бедрами края стола, и это заставило его остановиться. Ему не пришлось наклоняться, чтобы выполнить предназначение Единого. Такое может произойти в жизни человека лишь единожды, и это открывает ему безбрежные просторы духа, полностью меняя всю его личность.

— Лоор! — произнес он громко, поместив камень в самое левое углубление.

— Лоой! — теперь камень лег в правое углубление.

— Лиис! — в середину. Имена Троих подхватило эхо, заполнило их звуком, словно чарующей музыкой, всю комнату.

Показалось ли Кинкару, или в самом деле на стене очертились три круга? Возникли ли там три лика, запечатлевшие на себе неземное умиротворение? Или это было лишь игрой воображения юноши, впитавшего сотни старинных легенд? Переполнявшее его ощущение причастности к тайнам далеких предков вполне могло заставить его видеть то, чего на самом деле не было.

Лоор — тот, кто дает мужчине силу, дарует ему искусство владения мечом — в облике прекрасного юноши.

Лоой — тот, кто дает власть над людьми, мудрость, силу разума- в облике зрелого мужа, чье спокойное лицо хранит зримые признаки глубокого проникновения в смысл сущего.

Лиис — та, кто наделяет теплотой сердца, кто передает детей в руки любящих матерей, кто вселяет в сердца мужчин чувство дружеской привязанности. Правда ли, что женский лик показался в центре, между двумя другими?