Альберт Валентинов - Последняя планета

Ирина застонала. Не вслух. Губы были еще мертвы. В мерцающем сознании вспыхивали обрывки воспоминаний. Эта боль… Когда-то коммунарам загоняли иголки под ногти. Она еще в детстве читала об этом. А потом, когда выросла и проходила практику на Психее… Убийца-одуванчик! Неужели он опять метнул в нее стрелу? Нет, это было не так больно. Может, опять произошла авария звездолета и снова она со сломанной ногой ползет по коридору, длинному, как беговая дорожка стадиона, чтобы спасти корабль? Нет, все не то. Эта боль другая. От нее желтеют глаза.

Теперь ожили губы, и Ирина закричала. Ей казалось, что кричит она изо всех сил и извивается всем телом, чтобы уползти от этой невозможной боли. На самом деле она тихо стонала и непослушное тело не шевелилось. Рядом стонали ее спутники.

И вдруг боль исчезла. Ушла, оставив после себя лишь какую-то неясную тревогу, подобную той, что долго еще разлита в воздухе после уплывшей грозы. Ирина замерла, сжалась, боясь поверить, что боль не вернется. Боль не возвращалась. Ирина вздохнула и открыла глаза.

– Очнулись, – сказала Врач.

Космонавты все так же полулежали на своих невидимых ложах и наблюдали за тремя шевелящимися фигурками, плавающими над сфероэкраном.

– Думаю, говорить с ними нужно тебе, – сказал Командир. – Ты психолог и лучше нас сумеешь приблизиться к их уровню. А я пока свяжусь с Системой.

– Придется им там поломать головы! – невесело усмехнулся Штурман.

Нет, в это невозможно было поверить. Ирина смотрела на существо, стоящее рядом, огромного роста, почти безносое, с блестящей безволосой головой, и никак не могла собрать мысли. Отчетливее всего было желание зажмуриться и зарыться с головой в мягкую белую ткань, покрывавшую ее. Впрочем, это не поможет. Женщина – а это существо было, несомненно, женщиной – говорила, не раскрывая рта. Она передавала мысли прямо в мозг собеседника.

Ирина беспомощно оглянулась на своих спутников. Ай да бесстрашные космонавты! На Леона лучше не смотреть. Суровый Норман и тот побледнел. Ирине не хотелось думать, какой вид у нее. Ей было не до того. "Очень много времени прошло с тех пор, как вы покинули родину… Очень много времени прошло с тех пор… Очень много…"

Сколько же лет сейчас ее сыну? Когда она улетала, он только начинал ходить. Цеплялся за огромные пальцы отца и так смешно передвигал ножками, заваливаясь на бочок…

Она приподнялась и со страхом спросила:

– Сколько мы пролежали?

Женщина ответила не сразу. Она будто решала в уме сложную задачу, прежде чем сказать с немного растерянной улыбкой:

– Я не знаю вашей системы отсчета времени.

А лицо у нее вовсе не такое безобразное, хотя вместо носа крохотный выступ с двумя дырочками. Эта улыбка очень красит ее.

– Ерунда! – сказал Леон. – У нас действительно разные системы отсчета. То, что на их планете много, для нас пустяки.

Ирина понимает его. У Леона осталась на Земле невеста. Красивая девушка. Провожала его на космодроме. Но почему молчит Норман?

– Тем более клетки мозга, – нервно продолжал Леон. – Научно доказано, что их можно оживить максимум через десять часов.

Это логично. На миг у Ирины отлегло от сердца. Но только на миг. В следующую секунду налетели, сминая волю, страшные воспоминания. Будто чья-то беспощадная рука открыла запретный клапан. Мельком она отметила, что и лицо Леона перекосилось. Он тоже боролся с воспоминаниями. Но она не успела удивиться странному совпадению.

Такое и раньше бывало. Корабли, ныряющие в гиперпространство, не выходили из него. Космос бесконечен, и так же бесконечно число сюрпризов, подстерегающих дерзких исследователей. "Мечта" натолкнулась на коллапсар. Разумеется, не на саму звезду, обрушивающуюся внутрь себя, – она была в обычном трехмерном пространстве. Корабль попал в "белую дыру", образованную коллапсаром, – туннель, по которому из параллельной Вселенной передавалась в нашу энергия взамен материи коллапсара, уходившей в параллельную Вселенную по "черной дыре". В обоих этих туннелях время останавливает свой ход. Автопилот сообщил, что корабль падает в никуда. Это было невероятно, но приходилось верить приборам. Космонавты обречены были падать вечно. Никогда не забыть безнадежного молчания экипажа, пока Норман думал. Потом он отдал приказ собрать всю энергию в один сгусток, израсходовав ее без остатка в мгновенном импульсе двигателей, и вырваться из "белой дыры" Остальные молча одобрили план Нормана, хотя это было равносильно самоубийству. Корабль без энергии… А потом планета… и астролет, как обессиленная рыба, которую прибой швыряет на смертельные скалы. Чудо еще, что автопилот сумел сманипулировать аэродинамическими тормозами. Амортизаторы превратились в пыль. Броня лопнула, как скорлупа гнилого ореха, и синеватая атмосфера схватила космонавтов за горло…

– Почему ты молчишь, Норман?

Это спросил Леон. Он с беспокойством смотрел на товарища, чье угрюмое молчание делалось все заметнее. Норман через силу улыбнулся.

– Все в порядке, ребята. Сейчас нас накормят, и мы немного поспим.

И, будто дожидаясь этих слов, на космонавтов накинулся прямо-таки зверский голод.

Они ожидали, что им предложат какую-нибудь диковинную инопланетную пищу с необыкновенным вкусом. Ирина с невольным сожалением подумала о хорошем куске мяса по-каталонски. Сначала его тщательно отбивают, потом укладывают на сковородку, посыпают натертым сыром, обкладывают сверху кольцами лука, затем заливают майонезом. И все это ставят в духовку… И вдруг перед ней очутился именно этот кусок мяса. Перед мужчинами была другая, но тоже вполне земная пища. Расправились с ней мгновенно.

– Обслуживание как в сказке, – сказал Леон, зевая.

У Ирины тоже слипались веки. Она невольно подумала о подушке и тут же ощутила под локтем ее упругую мягкость. А как насчет одеяла? Вот и оно. Именно такое, какое привиделось, – тонкое, пуховое, в шуршащем пододеяльнике. То, что под ней что-то невидимое и упругое, не удивляло. Силовое поле – это было знакомо. Уже в сонный мозг прорвалась мысль, что забыла спросить удивительную космонавтку, кто она, с какой планеты и, главное, когда и как думает переправить их на Землю?

Но тут же мысль побледнела, растворилась в другой, успокоительной, что это не к спеху, можно спросить, когда проснешься.

Ирина и Леон спали. Они очень удивились бы, узнав, что Нормана с ними не было.

Это был странный сон. Даже наклонившись над спящими, нельзя было уловить их дыхания. И в то же время с ними происходили удивительные перемены. Кожа сделалась нежно-матовой, мышцы упругими, дыхание шире, сердца заработали легко и свободно. Люди стали моложе, чем до катастрофы.

А Норман в это время был в ходовой рубке. Он не оставил на Земле никого, чья судьба была бы ему дороже своей, и потому единственный уловил, как умело таинственная космонавтка направляет разговор, обходя одной ей известные подводные камни. Мысленно он потребовал рассказать всю правду, и она, поколебавшись, согласилась. По его совету она усыпила Ирину и Леона. И вот теперь Норман пытался осознать услышанное и не сойти с ума. Он сидел в стороне на чем-то невидимом, опустив голову, и молчал. Космонавты тоже молчали. Между ними и Норманом была стена. И они не пытались ее разрушить: сейчас это было бесполезно.