Айзек Азимов - СООБЩЕСТВО НА КРАЮ

— Я в вас уверен, Янов. И что же ваша модель говорит о Земле?

— Ряд определений разной достоверности. Можно построить вероятностный профиль. Например около девяноста процентов населенных планет Галактики имеют период вращения между двадцатью двумя и двадцатью шестью галактическими стандартными часами.

Тревиц прервал его.

— Я надеюсь, Янов, что вы не придали этому значения. Здесь нет загадки. Пригодная для заселения планета не должна вращаться слишком быстро, чтобы не было условий для невыносимых бурь. Или слишком медленно, чтобы не было резких температурных перепадов. Люди отбирают для колонизации планеты с приемлемыми характеристиками, так что это вовсе не совпадение и ничего в этом удивительного нет.

— Кстати, — спокойно сказал Пелорат, — в обществоведении это явление хорошо известно, думаю, и в физике, хотя я не физик и на этот счет не уверен. Это называется «антропоморфный принцип». Но вопрос в другом — где находится планета, послужившая моделью? Какая планета совершает оборот в точности за одни стандартные сутки — двадцать четыре стандартных галактических часа?

Тревиц задумался, выпятив нижнюю губу.

— Вы думаете, это Земля? Галактический стандарт мог основываться на характеристиках любой планеты.

— Это маловероятно. Это не по-человечески. Трантор двенадцать тысяч лет был столицей Империи и двадцать тысяч лет — самой населенной планетой. И все же он не навязал остальной Галактике свой период вращения в 1,08 стандартных суток. А у Терминуса период вращения 0,91 стандартных галактических суток, и мы не навязываем его нашим доминионам. Каждая планета использует у себя свою локальную систему, а в межпланетных вопросах преобразует сутки в галактические стандартные с помощью компьютеров. Галактические сутки должны происходить с Земли!

— Почему?

— Во-первых, Земля когда-то была единственной обитаемой планетой, и ее сутки и год должны были стать стандартом и, вполне вероятно, остались стандартом из-за социальной инерции, когда заселялись другие планеты. Во-вторых, моя модель вращается с периодом в точности двадцать четыре стандартных галактических часа и обходит свое солнце в точности за один стандартный галактический год.

— Может быть, это совпадение?

Пелорат рассмеялся.

— Теперь вы говорите о совпадениях. Вы рискнули бы поставить на то, что это простое совпадение?

— Ну, ну, — пробормотал Тревиц.

— Но это еще не все. Существует архаическая мера времени, называемая месяцем…

— Я об этом слышал…

— Месяц очевидно соответствует приблизительно периоду обращения вокруг Земли ее спутника, однако…

— Да?

— Один поразительный фактор модели Земли — это ее гигантский спутник, диаметром больше четверти диаметра самой Земли.

— Никогда не слышал ни о чем подобном, Янов. В Галактике нет населенной планеты с таким спутником.

— Это и хорошо, — оживленно сказал Пелорат. — Если Земля уникальная планета в отношении зарождения жизни, то должна быть и некоторая физическая уникальность.

— Какая же связь может быть между большим спутником и возникновением жизни, разума и всего прочего?

— Вы коснулись трудного места. Я этого не знаю. Но стоит изучить, не так ли?

Тревиц встал и скрестил руки на груди.

— В чем же проблема? Просмотрите статистические данные, каталоги населенных планет и найдите ту, у которой период собственного вращения и период обращения вокруг солнца соответствуют галактическим стандартным суткам и году. И если у нее еще есть гигантский спутник, вы получите то, что хотели. Судя по вашему заявлению о прекрасной гипотезе, вы все это проделали и нашли Землю.

Пелорат выглядел смущенным.

— Ну, в общем, все произошло не так. Я действительно пересмотрел статистику, вернее заставил это сделать кафедру астрономии, и оказалось, что такой планеты нет.

Тревиц резко выпрямился.

— Значит, ваши аргументы развалились.

— Кажется, не совсем.

— Что значит, не совсем? Вы создали модель и не можете найти ничего похожего. Значит, ваша модель бесполезна, и надо начинать все сначала.

— Нет. Это только означает, что статистика населенных планет несовершенна. В конце концов их десять миллионов. И о некоторых известно очень мало. Например, о населении нет надежных данных почти у половины. А для сорока тысяч населенных планет нет никакой информации, кроме названия, иногда месторасположения. Галактографы считают, что до десяти тысяч населенных планет вообще не вошли в каталоги. Предположительно, по собственному желанию. Возможно, во времена Империи это помогало им уклоняться от налогообложения.

— И после Империи, — добавил Тревиц, — могло помочь служить базами для пиратов. Иногда это выгоднее, чем торговать.

— Никогда об этом не слышал, — с сомнением сказал Пелорат.

— И все-таки, мне кажется, — сказал Тревиц, — Земля должна была попасть в каталоги. Она была самой старой, и ее никак не могли прозевать в первые века заселения Галактики. А однажды попав в каталог, она должна была в нем остаться.

Пелорат, казалось, был в нерешительности. Поколебавшись, он произнес:

— На самом деле есть… Есть в каталоге одна планета, которая называется Земля.

Тревиц широко раскрыл глаза.

— По-моему, вы сказали, что Земли в каталогах нет.

— Ев и нет как Земли. Однако есть планета под названием Гея.

— Гейя? Какое она имеет отношение к нам?

— Г-е-я. Это значит "Земля".

— Почему, Янов, это значит Земля, а не что-нибудь другое? Для меня это название бессмысленно.

Обычно невыразительное лицо Пелората мучительно сморщилось.

— Я не знаю, Голан, поверите ли вы.Если следовать моему анализу мифов, на Земле было несколько взаимно непонятных языков.

— Что?

— Да. В конце концов и в Галактике тысячи различных акцентов и диалектов…

— Конечно. Но эти диалекты взаимно понятные. И даже если некоторые из них трудно понять, мы все владеем галактическим стандартным.

— Да, при постоянных межзвездных путешествиях. А если бы какая-нибудь планета долго находилась в изоляции?

— Но вы говорите о единственной планете. Какая же здесь изоляция?

— Не забывайте, Земля — Прародина. Человечество было когда-то невообразимо примитивным, не знавшим межзвездных путешествий, не имевшим компьютеров, боровшимся с нечеловеческими предшественниками.

— Совершенно невероятно!

Пелорат сидел с унылым видом.

— Нет смысла обсуждать это, старина. Я никогда и никого в жизни не смог убедить. Это моя вина.

Тревиц сразу почувствовал себя виноватым.

— Янов, простите меня. Я говорил, не подумав. Просто эти взгляды для меня непривычны. Вы работали больше тридцати лет, а мне рассказали сразу. Вы должны проявить снисходительность…