Айзек Азимов - СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ

— Тогда почему же, — требовательно спросил Тревиц, — вы не дали мне увидеть никаких архивов? Постарайтесь ответить убедительно.

— Конечно. — Блисс показала пустые ладони. — У нас нет архивов.

Пелорат, по-видимому, удивился меньше, чем Тревиц, и потому опомнился первым.

— Дорогая моя, — тихо сказал он, — но этого не может быть. Нормальная цивилизация не может существовать без архивов.

— Это я понимаю, — сказала Блисс, подняв брови. — Я хотела сказать, что у нас нет таких архивов, о которых говорит Трев, то есть Тревиц. У нас нет рукописей, печатных изданий, фильмов, компьютерных банков данных. У нас нет надписей на камнях, если уж на то пошло. Вот что я имела в виду. Естественно, поскольку этого нет, Тревиц ничего и не нашел.

— Что же у вас в таком случае есть? — спросил Тревиц.

— У меня-нас-Геи, — объяснила Блисс, тщательно выговаривая слова, как ребенку, — есть память. Я помню.

— Что помните? — спросил Тревиц.

— Все.

— Все справочные сведения?

— Конечно.

— Какой давности?

— Любой.

— И вы можете дать мне любую справку: историческую, биографическую, географическую, по биологическим наукам? Даже местные сплетни?

— Могу.

— И все находится в этой маленькой головке? — насмешливо сказал Тревиц, указывая пальцем на правый висок Блисс.

— Нет, — ответила она. — Воспоминания Геи не ограничиваются содержимым моей головы. Слушайте, — она заговорила назидательно, как будто была не Блисс, а сплавом всех частей Геи. — В доисторические времена люди не могли разговаривать, хотя могли запоминать события. Речь изобрели, чтобы выражать воспоминания и передавать их от человека к человеку. Потом изобрели письменность, чтобы записывать воспоминания и передавать их от поколения к поколению. Все достижения технологического прогресса стали служить для того, чтобы обеспечить как можно больше места для хранения и передачи воспоминаний, и для того, чтобы их находить и использовать, когда нужно. Однако нам, после того как мы объединились, все это стало не нужно. Мы можем вернуться к памяти, базовой системе знаний, на которой построено все остальное. Понимаете?

— Вы хотите сказать, — ответил Тревиц, — что сумма всех мозгов Геи помнит больше, чем отдельный мозг?

— Именно.

— Но если все эти сведения распылены по планетарной памяти, можете ли вы — одна из частиц Геи — ими воспользоваться?

— В любой момент. Что бы я ни захотела узнать, все находится в каком-нибудь отдельном разуме или в нескольких. Если это что-то всем известное, вроде слова "кресло", оно есть в каждом разуме. Если же это что-то редкое, оно имеется лишь у небольшой части разума Геи. Я могу запросить эти воспоминания, хотя тут потребуется некоторое время, чтобы их получить. Вы, например, если хотите что-то узнать, просматриваете микрофильм или пользуетесь компьютерными банками данных. А я для этого обозреваю весь разум Геи.

— Удивительно, — сказал Тревиц, — как это у вас от такого обилия информации крыша не поехала?

— Это что, насмешка, Тревиц?

— Голан, пожалуйста, не грубите, — сказал Пелорат.

Тревиц перевел взгляд с Блисс на Пелората и сделал над собой усилие, чтобы сохранить спокойное выражение лица.

— Простите, — сказал он. — Я нервничаю из-за свалившейся на меня ответственности. Я не знаю, как от нее избавиться. В этом причина моей неучтивости. Блисс, мне действительно интересно, как вам удается выбирать содержимое из чужих мозгов и при этом не перегрузить емкость своего мозга.

— Не знаю, Тревиц, — ответила Блисс. — Ведь и вы не знаете в деталях, как работает ваш единственный мозг. Вы, например, знаете расстояние от вашего солнца до соседней звезды, но не всегда же вы помните об этом. Вы где-то храните эти данные и можете их вспомнить, если понадобится. А если они долго остаются невостребованными, вы можете их и забыть, но при необходимости всегда найдете в каком-нибудь банке данных. Разум Геи можно сравнить с огромным банком данных, я могу им пользоваться, но мне вовсе не надо помнить все, что в нем есть. После того как я воспользуюсь каким-нибудь воспоминанием, я могу позволить ему исчезнуть из моей памяти. И я даже могу по своей воле вернуть это воспоминание на то самое место, откуда взяла.

— Сколько людей на Гее, Блисс? Человеческих существ?

— Около миллиарда. Вам нужна точная цифра на настоящий момент?

Тревиц улыбнулся.

— Я знаю, — сказал он, — что вы можете назвать точную цифру, но меня устраивает приблизительная.

— Собственно, — сказала Блисс, — численность населения стабильна и колеблется около числа чуть больше миллиарда. Я могу сказать, насколько это число превышает миллиард, расширив свое сознание и… э-э… расширив область поиска. Я не могу объяснить это человеку, который не испытывал такого.

— Но мне кажется, что миллиарда человеческих разумов, среди которых много детских, недостаточно, чтобы удержать в памяти всю информацию, необходимую для сложного общества.

— Но на Гее не только люди, Трев.

— Вы хотите сказать, что животные тоже помнят?

— Да, хотя и не с такой плотностью; к тому же большое место отводится воспоминаниям, нужным только данному виду или особи, все же значительное количество информации хранится в мозгах животных, а также в тканях растений и в минеральной структуре планеты.

— То есть в скалах и горных хребтах?

— А также в океане и в атмосфере. Они тоже Гея.

— Но что могут помнить неживые системы?

— Многое. Плотность памяти низка, но объем так велик, что подавляющая часть общей памяти Геи хранится в океане. Извлечение и замена информации в скалах требует больше времени, поэтому там хранится так называемая мертвая информация сведения, которые в обычной жизни редко бывают нужны.

— Что происходит, если умирает кто-то, чей мозг хранил ценную информацию?

— Информация не теряется. Пока мозг разрушается после смерти, она медленно вытекает и распределяется по другим частям Геи. А когда появляются новые мозги младенцев, они не только приобретают свои личные воспоминания, но им передают также из других источников сведения, которые им нужны. У меня-нас-Геи обучение происходит автоматически.

— Честно говоря, Голан, — сказал Пелорат, — идея живой планеты мне нравится.

Тревиц искоса взглянул на своего товарища по Сообществу.

— Не сомневаюсь, Янов, — возразил он, — но я не в восторге. При всей своей величине планета представляет один мозг. Один! Каждый новый мозг растворяется в целом. Здесь нет возможностей для оппозиции и несогласий. В истории много примеров, когда взгляды меньшинства сначала отвергались обществом, а потом побеждали и изменяли мир. Разве могут на Гее появиться великие бунтари?