Андрей Ливадный - Мятежный Процион

— Что это?

— А как сканеры? Неужели отказываются работать?

Нагаев вдруг понял, что совершенно не управляет ситуацией. Более того, он всё глубже погружался в пучину непонятного шока, словно окружающий его мир окончательно утратил ясность и предсказуемость. Почему это происходило? Что особенного в человеке, глядящем на него без страха, с дерзким вызовом во взгляде?

Он всё же не удержался от моментального сканирования свёртка, словно неведомая сила играла с ним, заставляя совершать определённые поступки помимо воли.

Внутри оказалась перевязанная ленточкой пластиковая коробка. Очень древняя, вероятно, прибывшая на Процион вместе с колониальным транспортом.

Так и есть. Ясно читаемая маркировка гласила: «Произведено на Марсе. Концерн „Новая Азия“. Конструктор „Создай себе друга“».

Нагаев пошатнулся.

Конструктор. Набор комплектующих, предназначенный для сборки уменьшенной модели человекоподобного робота.

Этот Онжилай издевался над ним!

— Ярость? Обида? Согласен, неприятные чувства. Но вдумайся — они твои. И постарайся уяснить — ты не сверхсущество.

— А кто я, по-твоему?

— Не очень удачный синтез кибернетических компонентов с биологическими тканями. Тупиковая система. Я могу причинить тебе непоправимый вред как минимум тремя разными способами. Например, свести с ума, используя глубокое знание психологии. Или разрушить программное ядро, пользуясь определёнными наработками в области кибернетики. А можно тривиально нажать на курок…

— Ты пытаешься меня унизить? Зачем?

— Я открываю тебе истину. Ты никогда не станешь полноценным существом. Уже не киберсистема, но ещё не человек. Ты нечто иное, не научившееся жить, но уже поставившее себя выше всего и всех. Чего стоят твои метаболические преобразователи? Какой толк от биохимии, симулирующей чувство страха, если нет причины для возникновения этого чувства? Пока ты не загрузишь в себя пережитый кем-то ужас, ничего не заработает, верно? Точно так же у тебя нет внутреннего стимула для любви, ты даже не в состоянии испытать удовольствие от совершения тех или иных поступков, ибо они предсказаны, понятны, мотивированы и проходят как обычное механическое действие, я правильно излагаю?

Нагаев долго молчал, потом был вынужден кивнуть.

— Я пришёл сюда не затем, чтобы унизить тебя или отомстить за опыты над людьми. В конце концов, для мести есть более эффективные способы.

— Тогда к чему эта издёвка? — Нагаев указал на пакет.

— Я доказал, что у тебя есть собственные чувства. И нет повода оставаться в тупике, мрачно ожидая конца всего сущего. Мы можем разойтись врагами, но в таком случае я не доставлю тебе удовольствия борьбы — просто шлёпну, как неудачную выходку процессов саморазвития.

— Ты слишком самонадеян.

— Ничуть. — Палец Онжилая ласково погладил курок оружия, столь мощного из-за своей простоты и древности, что пуля, выпущенная из него, запросто могла превратить сложные биокибернетические конструкции в месиво из окровавленной плоти и осколков металлопластика. — Френк, скажи ему, а то у меня сейчас иссякнет аргументация…

Лаумер откашлялся.

— Есть несколько причин, по которым нам не следует конфликтовать, — произнёс он. — Человекоподобные машины, как и все окружающие нас в данный момент системы или конструкции, были разработаны людьми. Это происходило несколько веков назад в иной звёздной системе, и нет смысла искать на Проционе виновников происходящего: те промышленные группы, равно как и отдельные представители мира науки, идолами которых являлись слава, деньги, неуёмные амбиции, — все они остались в прошлом, за десятки световых лет отсюда. Мы даже не знаем, что произошло за этот период на Земле или внутрисистемных колониях. Курс, проложенный для «Европы», не являлся секретом, но спустя столетия на орбитах Проциона так и не появился ни один корабль. Возможно, мы — я имею в виду всех разумных обитателей планеты, включая анклавы андроидов, — остались единственными представителями разума в обозримом пространстве. Более того, у нас имеется сумма уникальных технологий, способная довести преобразование Проциона до логического завершения первоначального проекта. Поэтому тривиальная месть при обсуждении проблемы показалась нам неуместной… хотя, если ты или тебе подобные будете упорствовать, настаивая на своём мнимом превосходстве, я, наверное, не стану мешать Онжилаю. Хочу заметить лишь одно — порочную практику подчинения мыслящих машин ввели отнюдь не мы, и тем более за неё не могут нести ответственность люди, родившиеся здесь, на Проционе.

Мыслящие существа, на мой взгляд, отличаются от неразумных, механических либо биологических форм прежде всего способностью вести диалог, искать компромисс. Согласен, иногда это трудный процесс. Но уверен, у нас есть и общие интересы, и реальные точки соприкосновения, нужно лишь сбросить шелуху надуманного превосходства и посмотреть друг на друга, как равные. Собственно, это всё, что мы хотели высказать.

Нагаев выслушал Френка молча, в немом потрясении.

За истёкшие четверть часа не оправдался ни один аналитический прогноз.

Ничтожно малый промежуток времени, в котором спрессовалось столько новизны, сколько не дадут века статичного существования.

Он испытал чувства, не заимствуя их мотивы из многочисленных баз данных.

Увидел настоящих людей, над которыми не властны созданные ими системы…

Заглянул в насмешливые холодные глаза смерти и почувствовал протянутую руку, удержавшую его на краю пропасти.

Осознал, что не всё потеряно… и в мире, который он считал приговорённым, есть возможность начать всё сначала, не повторяя ошибок, загнавших его сознание в тупик предсказуемой безысходности, бессмысленности существования.

Он вновь покосился на свёрток, вспомнил свои мысли, позволил обиде захлестнуть разум, отвёл взгляд и внезапно встретился глазами с Ковальским.

Ян смотрел на него без ненависти.

Он сидел, одной рукой обнимая Мари, которая склонила голову ему на плечо и что-то тихо шептала на ухо.

Иная жизнь. Наверное, она никогда не будет доступна его пониманию — Нагаев помнил, сколько бед им пришлось пережить по его вине, и вот они вернулись, как когда-то обещал Ян, спокойно, без единого выстрела прошли системы охраны, для того… чтобы предложить ему прощение.

Этого не могла предсказать логика. Но у каждого поступка есть мотив, значит, в своих мыслях и побуждениях они действительно намного сильнее.

Нагаев вдруг отчётливо осознал — с ним или без него они будут жить, любить друг друга, у них родятся дети, которые станут будущим Проциона…

— Почему, Ян?..

Слова, невольно вырвавшиеся из уст машины, так и не сумевшей уподобиться человеку, заставили Ковальского прищуриться.