Роман Никитин - Проблема всей жизни

Жень улыбнулся вторично. На этот раз изморозь пошла по синей форме муниципальных сотрудников.

— Я прошу вызвать сюда представителей полиции города Килунг, офицер. Пока она будет добираться, я беру на себя ответственность за действия господина Уайта с этой минуты. И пока местная полиция не прибудет, я не позволю вам распоряжаться на территории моего порта. Вам все понятно, уважаемый?

У эмпешника дернулось веко, но он сдержался. Холодно-вежливо кивнул, еще раз взял под козырек и вымелся из комнаты. Следом утопали солдаты, последними выползли синемундирщики. Лица у них были под цвет форменной одежды.

— Рассказывай, во что вляпался, Кирилл, — Жень присел на столешницу и вынул пачку сигарет. Предложил мне, хотя знал, что я не курю. Я покачал головой, китаец же сунул сигарету в рот и пощелкал пальцами. Я кивнул ему за спину.

Когда Жень выключил комфорку, попыхивая сигаретой, я уже вкратце рассказал всю сегодняшнюю историю с моей Проблемой.

— Я тебя очень уважаю, Кирилл, — произнес Жень между затяжками. — Но ты глупец.

Я вопросительно поднял брови.

— Если бы ты наступил на хвост Триаде, — наставительно воздел к небу палец таможенник, — я бы до сих пор искал тебя по всему порту и недоумевал, почему ты решил сорвать выход в рейс. И поверь, так бы никогда и не нашел. Ни живого, ни мертвого.

Я лишь пожал плечами. Местному виднее.

— Пошли, посмотрим на твоих бедолаг, — предложил китаец. — Сдается мне, надо тебя отсюда выталкивать в океан подобру-поздорову.

— Огнестрел, тхамадэ…, - сорвался на родную матершину таможенник, склонясь над телами Стира и сторожа. — Обычные хулиганские стволы, в любой оружейной лавке этого барахла чертова куча.

— Ты в полиции служил? — поинтересовался полицейский из Килунга, по просьбе таможенного офицера старательно выговаривая английские слова.

Вызвал наряд килунгской полиции, понятное дело, Женя. Просто позвонил с мобилы, не дожидаясь, когда эмпешник сделает официальный запрос.

Таможенник распрямился над трупами, поморщился и помассировал спину. Видно, жизнь служителя морской границы и офисная работа весьма способствует радикулиту. Да и немолод уже китаец, далеко не молод.

— Я, сынок, где только не служил, — улыбнулся Жень. Непонятно было, то ли это полицейскому, то ли мне. И тот, и другой вполне годились ему в сыновья, а то и внуки. У китайцев очень сложно определить возраст.

— Девчонку вытащили? — сварливо поинтересовался эмпешник. Скорее для того, чтобы придать своему здесь присутствию хотя бы видимость необходимости.

Я понимал, моряку очень неуютно. Женя его вообще игнорировал, а прибывшие полицейские Килунга общались с офицером на грани между вежливой надменностью и завуалированным хамством.

На твердой земле легавых морских псов не жаловали. Было за что: Морской Союз полностью монополизировал океанские средне- и крупнотоннажные перевозки. По сути, любое судно, пассажирское ли, грузовое ли, было обязано идти под колпаком у Союза. А фрахт-менеджер этого судна — переводить за "охрану" весьма круглую сумму в юанях. Рэкет чистой морской воды. Но что поделать — у руля Поднебесной после Армагеддона встали крупнейшие акционеры Союза.

— Не вылезает, зараза, — поморщился второй из килунгских полицейских. — Может быть, парализатором ее?

— Ага, а потом гарпуном — чтобы выволочь тело, — усмехнулся Женя. — Давай-давай, работай головой. Уговори ее как-нибудь.

Полицейский не выдержал, и разродился в ответ заливчатой китайской трелью. Жень изумленно уставился на копа, потом повернулся ко мне.

— Говорит, она болтает на каком-то неизвестном языке. Кирилл, она точно с тобой говорила по-китайски?

— Ну да… Не по-японски же!

Таможенник пожевал губу.

— Сможешь что-нибудь вспомнить?

— Сейчас… А, вот. Я пытался выбить из нее имя, но она только тараторила что-то… погоди. Вот: "во мин тьянь, даньши джяо бай тоу".

Женя слушал, и с каждым новым слогом его лицо становилось все кислее и кислее, словно я не на его языке говорю, а кормлю таможенника отборными свежими лимонами. По одному на слово.

— У тебя отличная память, но абсолютно никакой слух, Кирилл. Совсем тонов не слышишь.

— Да знаю, — теперь уже поморщился я. — Бабушка говорила, в детстве медведь на ухо наступил.

— Нефиговые же у вас там в Сибири медведи, — хмыкнул таможенник. — В общем, ты прав, с тобой она по-нашему говорила. Странно, что сейчас не реагирует.

— Может быть, мне с ней пообщаться? — предложил я. — Я все равно вам тут не нужен.

И кивнул на два простреленных тела: здоровенную тушу американца — и сухенькую фигурку сторожа.

Нельзя так говорить, но к Стиру у меня не было никаких чувств ни при его жизни, ни теперь, после смерти. В смысле, что я к нему никак не относился — ни хорошо, ни плохо. Работодатель подсунул мне капитана следить за шаловливым русским. Чтобы тот не чувствовал себя слишком уж вольготно. Я это знал. И американец знал, что я знаю. Вот и все наши с ним отношения. Стирлинга это устраивало — он не делал секрета, что ему приятно держать в подчинении русского. Ну а мне… сказал уже, ничего у меня к этому толстяку не было. Разве что брезгливость.

А вот пропойцу-сторожа действительно жаль. Ни за что погиб. Да ладно бы еще сам, так ведь его ж потащил с собой пиндос… Тьфу! Больше ни полмысли об этом борове!

Я взглянул на таможенника, ожидая его решения. Женя не возражал чтобы я побеседовал с Проблемой, и мои ноги направились к щели между контейнерами. Почти дошли, когда Женя крикнул:

— Ее зовут Тьянь.

В щели между контейнерами было темно как сами знаете где. Даже несмотря свет довольно мощной полицейской лампы-искателя — провод от нее змеился к кару килунгских копов. Один из них что-то выговаривал девчонке по-китайски, но в ответ не слышилось ни звука.

Я попросил убрать свет, и когда зрение привыкло к темноте в щели, уселся прямо на землю, облокотившись на стенку контейнера. Проблема могла видеть мои плечо и ногу.

Девочка забилась в щель между контейнерами, мелко дрожала и ощутимо громко стучала зубами. Это я слышал. И казалось, даже слышал ее сердцебиение. Частое и неровное.

— Ну, рассказывай, что случилось, Проблема, — произнес я по-русски, совершенно не надеясь на ответ.

— А ты меня не бросишь здесь? Увезешь с острова?

— Если пожелаешь — конеч… Что?

Меня словно ударило током. Я дернулся и засунул голову в темноту, тщетно пытаясь разглядеть девчонку.

— Ты говоришь по-русски?

— Я говорю по-твоему, — раздался тоненький голосок. Без малейшего акцента, даже без московского аканья.

— Погоди…, - я никак не мог собраться с мыслями, они прыгали как поршни в движке "Зенита" в гонке по хайвею. — Ты хочешь сказать, что можешь говорить на любом языке?