Лоис Буджолд - Цетаганда

— Женщин хаут-лордов так старательно скрывают… Они вообще делают что-нибудь? Я имею в виду, ведь их никто никогда не видел, не так ли? У них нет никакой власти.

— У них есть своя особенная власть. И она не поддается контролю. Параллельная власть, не вступающая в противоречие с властью их мужчин. Во всем этом есть свой смысл, только они никогда не обеспокоятся, чтобы дать пояснения чужеземцам.

— Подчиненным?

— Этим тоже. — Снова вспыхнули ямочки на щеках.

— Кстати… Вы хорошо разбираетесь в печатях, гербах, символах и тому подобных вещах гем- и хаут-лордов? Я могу распознать около пятидесяти клановых знаков, и, конечно же, все военные знаки отличия и символику родов войск, но я понимаю, насколько это поверхностно.

— Я в них довольно неплохо разбираюсь. У этих знаков много нюансов, смысловых слоев. В любом случае, я не смогу сказать, что знаю их все.

Майлз задумчиво нахмурился, затем решил не упускать момента. Этим вечером он вряд ли сможет предпринять что-то еще, это точно. Он вынул из кармана листок и развернул его на перилах.

— Вам знаком этот символ? Я обнаружил его… ну, в одном странном месте. Чувствуется что-то гемское… Или хаутское… Ну, вы понимаете, что я хочу сказать.

Она с интересом взглянула на очертания кричащей птицы.

— Я не могу опознать его прямо сейчас. Но вы правы, определенно, изображение в цетагандийском стиле. Хотя и в древнем.

— Как вы определили?

— Ну, совершенно определенно, это личная печать, не знак клана, но у рисунка нет обрамления. Последние три поколения все люди окружали свои персональные знаки орнаментом, причем все с более и более замысловатым обрамлением. В принципе по стилю обрамления можно определить десятилетие.

— Ха!

— Если хотите, я могу поискать в своих материалах.

— Могли бы? Мне бы очень этого хотелось. — Он снова сложил листок и протянул ей. — И… Я был бы крайне признателен, если бы вы все же не показывали это кому-либо еще.

— О?… — Она не договорила, позволив восклицанию повиснуть. « О? » …

— Прошу прощения. Профессиональная паранойя. Я, э… — Он смущался все больше и больше. — Привычка.

От дальнейшего смущения, куда его легко мог завести язык, его спасло возвращение Айвена. Наметанный глаз Айвена мгновенно оценил привлекательность верванской женщины и он расплылся во внимательной улыбке с таким же искренним восхищением, с каким он улыбался предыдущей девушке, и будет улыбаться следующей. И следующей. Гем-лорд художник все еще цеплялся за его локоть; Майлз был вынужден представить их обоих. Похоже, Маз не встречалась с лордом Иэнаро прежде. В присутствии цетагандийца Маз не стала повторять Айвену изъявления в бесконечной благодарности верванцев клану Форкосиганов, но настроена была дружелюбно.

— Ты в самом деле должен позволить лорду Иэнаро взять тебя на экскурсию через его скульптуру, Майлз, — безжалостно заявил Айвен. — Это что-то. Нельзя упускать такую возможность, ты понимаешь.

«Я нашел ее первым, черт возьми!»

— Да, это здорово.

— Вас это не заинтересует, лорд Форкосиган? — спросил обнадеженный Иэнаро совершенно искренне. Айвен склонился к уху Майлза и прошептал:

— Это дар лорда Иэнаро марилаканскому посольству. Не проявляй себя невеждой, Майлз, ты же знаешь, как чувствительны цетагандийцы по поводу, э… предметов своего искусства.

Майлз вздохнул и, изобразив на лице интерес, улыбнулся Иэнаро:

— Конечно. Идем?

Майлз с искренним сожалением извинился перед верванкой Маз, и гем-лорд повел его вниз по лестнице в фойе, где он задержал его у входа на дорожку, идущую сквозь скульптуру, чтобы подождать, пока снежный цикл начнется вновь.

— Я не слишком разбираюсь, чтобы оценить эстетику… — помянул Майлз, в надежде прекратить возможное развитие беседы в этом направлении.

— Разбираются очень не многие, — улыбнулся Иэнаро, — но их это не останавливает.

— Мне кажется, реализовать все это технически весьма сложно. Значит, вы управляете движением при помощи антиграва?

— Нет, антиграв здесь не используется совсем. Генераторы были бы слишком громоздкими и потребляли бы уйму энергии. Движение листьев осуществляется той же энергией, что заставляет их менять цвет, — так, во всяком случае, мне объяснили мои техники.

— Техники? Я почему-то представил, что вы собирали все это своими руками.

Иэнаро развел руками — с длинными пальцами, бледными и тонкими — и уставился на них так, будто его удивило их присутствие на концах своих запястий.

— Конечно же, нет. Руки нанимаются. Вот разработка — это испытание интеллекта.

— Не могу согласиться. Мой опыт говорит, что руки неразрывно связаны с мозгом, почти что еще одна доля мозга для интеллекта. Нельзя действительно познать то, что ты не пробовал своими руками.

— Я чувствую, вы — человек, способный вести интересную беседу. Вам стоит познакомиться с моими друзьями, если график вашего пребывания позволит. Послезавтра я устраиваю вечер у себя дома… Как вы считаете?

— Хм, возможно… — Этот вечер был свободным между траурными мероприятиями. Это может быть весьма интересным: шанс посмотреть, как гем-лорды его собственного поколения обходятся без ограничений со стороны старших; проблеск в будущее Цетаганды. — Правда, почему бы и нет?

— Я пошлю вам приглашения… О! — Иэнаро кивнул в сторону фонтана, вновь демонстрировавшего высоко взлетевшие зеленые краски лета. — Теперь мы можем войти.

Вид изнутри фонтана-лабиринта, как нашел Майлза, не слишком отличался от вида снаружи. Собственно говоря, он представлялся менее интересным: форма листьев вблизи уже не казалась такой естественной. Правда, музыка слышалась яснее. Она усиливалась до крещендо, когда листья начинали менять цвет.

— Сейчас вы кое-что увидите, — с очевидным удовлетворением сообщил Иэнаро.

Все это достаточно отвлекало, так что Майлзу потребовалось несколько мгновений для того, чтобы осознать — он чувствует кое-что — покалывание и жар, исходящие от стальных накладок на ногах, прикасавшихся к коже. Он заставил себя не обращать внимания, пока жар не стал усиливаться.

Иэнаро с воодушевлением художника продолжал болтать, демонстрируя различные эффекты. — А теперь посмотрите сюда… — Бриллианты цветов закружились перед глазами Майлза. Четкое ощущение ошпаренной плоти ползло по его ногам.

Майлз приглушил свой вопль до менее громкого вскрика, и заставил себя не прыгнуть в воду. Бог знает, может, его там ударит током. За те несколько секунд, что потребовались ему на то, чтобы выбраться из лабиринта, металл накладок раскалился до такой степени, что ими можно было воду кипятить. Наплевав на чувство собственного достоинства, Майлз рухнул на пол и задрал штанины. Сходу схватившись за замки он обжег еще и руку. Ругнувшись сквозь слезы, он попытался вновь. Он стянул ботинки, освободился от накладок, и с грохотом отшвырнул их в сторону, тут же скорчившись от нестерпимой боли. Накладки оставили узор из распухавших белых ожогов, окруженных злой красной каймой воспаленной плоти на голенях, коленях и лодыжках.