Кирилл Мошков - Победа ускользает

Всего в трех метрах от руководства, располагавшегося за центральной консолью в основании огромного амфитеатра ситуационного зала, в середине первого ряда рабочих мест, у центрального прохода, сидел за необычным вогнутым экраном какого-то особенно мощного терминала сухопарый мужчина лет тридцати в повседневной форме МИБ с погонами подполковника. На груди его скромно светились колодки четырех орденов, при взгляде на которые обычный гражданский человек испытывал смутное уважение, а любой человек в форме, разбирающийся в обозначениях орденов, невольно вытягивался в струнку: помимо трех очень уважаемых боевых орденов (достаточно редких в это, в целом, мирное время), на комбинезоне подполковника имелась колодка ордена Звездной Доблести, живых кавалеров которого в Империи сейчас насчитывалось всего пятеро.

Мужчина носил несколько старомодные удлиненные очки с желтовато-оранжевыми стеклами, которые создавали нужное преломление за счет поглощения соответствующей части спектра тончайшими молекулярными пленками и изнутри никакого цвета не имели. Лет десять назад такие очки были в моде среди космопортовских плейбоев, но после выхода фильма "Вниз головой над Главным Залом Ожидания", где точно такие же носил самый тупой и потешный персонаж, мода на них как-то схлынула. У подполковника была довольно смуглая кожа и не очень уставная короткая бородка, что даже в форме делало его похожим на Нурали Пуркрабека, нападающего космопортовских "Кречетов". Только у Нурали были черные влажные глаза, из-за которых по нему сохла, наверное, четверть женского населения Империи. У подполковника же, когда он изредка бросал взгляд поверх очков на сидящего точно напротив него фон Гёссера, обнаруживались под оранжевыми очками странно светлые глаза редкостного желтого, почти золотистого оттенка, которые неподготовленного наблюдателя могли бы напугать до полусмерти и своим цветом, и выражением -- беспредельно собранным, жестким и одновременно самоуглубленным.

Среди гудящих переговорами, приказами и консультациями первых рядов амфитеатра кризисного центра он один молча и сосредоточенно выполнял какую-то сложную работу, по-видимому, мало связанную с текущими изменениями ситуации, какими бы острыми они ни были. Если бы кто-то взглянул ему через плечо (что даже со следующего ряда терминалов было бы не так просто сделать, настолько широкая и высокая спинка кресла закрывала сзади подполковника вместе с его нестандартно вогнутым терминалом), то мог бы обнаружить, что офицер одновременно обрабатывает стандартные МИБовские оперативные сводки в стадии "сырья" (то есть в том виде, в котором они первично поступают в оперативную сеть) двумя сложными приложениями -- "Архивным следопытом", которым пользуются в МИБ и полиции для вычленения схожих по обстоятельствам дел, и "Ментоскопом", которым анализируются потоки оперативных данных биоэнергетических датчиков. Впрочем, вполне вероятно, что он делал параллельно и еще несколько работ: во всяком случае, на его голове был цефалопад, присоски которого находились в рабочем положении, а на шее висела дужка ридера, сенсоры которого, оттесненные с висков офицера цефалопадом, были прижаты к коже за ушами.

Примерно в пятнадцать минут пятого по абсолютному подполковник завершил свою работу и на пару минут, слегка расслабившись, откинулся в кресле, пока его терминал архивировал результаты и выводил их в читабельный формат. Затем он набрал на своем мультикоме один за другим три длинных кода, в результате чего в трех метрах от него на одном из персональных мониторов фон Гёссера появился его рапорт о необходимости срочного доклада.

Фон Гёссер оторвался от оперативных данных и пошарил взглядом, отыскивая подполковника. Тот встал и по центральному проходу подошел прямо к министру, который с тревогой вглядывался в его странное, тревожащее своей необычностью лицо. Заметив перемену позы министра, на подполковника уставились сидевшие позади фон Гёссера адъютанты и порученцы, так что через пару секунд на него таращилось не меньше дюжины глаз. Он выдержал эти взгляды бестрепетно и, слегка наклонившись к маршалу, негромко произнес нейтральным, суховатым голосом:

- Ваше превосходительство, полученные мной результаты требуют разговора наедине.

Маршал тут же снял ридер, цефалопад и без вопросов и возражений поднялся, бросив своему заместителю:

- Генерал Палмер, в ближайшие четверть часа вы остаетесь за меня.

- Есть, сэр, -- только и ответил тот.

Маршал легко поднялся -- сухой, седой, подтянутый, только очень малорослый, как и все его предки -- включая основателя рода (подлинное имя которого знали только историки, а в учебники он вошел как Детка Гёссер).

Шагая впереди подполковника, фон Гёссер поднялся по нескольким ступенькам позади центрального поста. Панели вдоль стены, замыкавшей амфитеатр, скрывали проход к комнатам отдыха для руководства, устроенным на месте, где восемьсот лет назад стояли громоздкие сервера управляющих систем ситуационного штаба.

В комнате, куда вошел министр, было очень тихо. Только тут маршал почувствовал, как шумно было в зале, оставшемся позади.

- Садитесь, подполковник. -- Он приглашающе похлопал рядом с собой по серой обивке дивана. -- Я слушаю вас.

Подполковник неуловимым движением сел.

- Первое, -- произнес он все тем же сухим тоном. -- Президент Норман и адмирал Ямамото длительное время находились под воздействием очень мощного психократа. Судя по остаточным явлениям, мощность этого лица превосходит всякую вероятность. При этом наведенные эффекты были этим же психократом полностью сняты прямо перед началом пресс-конференции. Следовательно, оба говорили и говорят по собственной воле. Это подтверждает положения того доклада, который сначала я, а затем начальник Особой группы генерал Фишер подавали на Ваше имя еще позавчера.

Он сделал паузу, ожидая реакции министра. Тот несколько секунд жевал губами, потом проблеял своим характерным тенорком:

- Значит, это самое Движение существует.

- Безусловно. Проведенный анализ убедил меня в том, что Норман и Ямамото действовали внутри более сложной и разветвленной структуры, нежели банальные организованные преступные сообщества "шура" и "нарийя". Это не может быть простой экономической преступностью, пусть и галактического масштаба. Мы безусловно имеем дело с абсолютно законспирированной и абсолютно идеологизированной силой, в галактическом масштабе контролировавшей и контролирующей действия и развитие как шуры, так и нарийи, а также целого ряда других сил, в том числе уже нейтрализованных, на протяжении по меньшей мере двадцати последних лет -- с момента низвержения так называемого Хозяина.