Эндрю Нортон - Саргассы в космосе (сборник)

— Хм. Каково ваше впечатление об их психологии? — спросил капитан психолога.

— Не знаю, сэр, — взволнованно ответил психолог. — Они кажутся совершенно откровенными, но даже не намекнули на существование напряженности, о которой мы знаем. Они действуют так, как будто просто намереваются установить связь для дружеской беседы. Но имеется… так сказать… подтекст…

Психолог годился для изучения психологии человека. Это было подходящее для него поле деятельности. Но он не был подготовлен к анализу чужого мышления.

— Разрешите, сэр, — вмешался Томми.

— Да?

— Они дышат кислородом и не слишком отличаются от нас в других отношениях. Мне кажется, что их раса проделала эволюционный путь, сходный с нашим. Может быть, разум развивается по параллельным путям, так же как… скажем… основные функции организма. Я думаю, — добавил он с запинкой, — каждому живому существу присущи такие процессы, как питание, обмен и выделения. Возможно, всякий разумный мозг должен воспринимать, осознавать и проявлять индивидуальные реакции. Я уверен, что им не чужда ирония. У них есть чувство юмора. Короче говоря, сэр, я думаю, они неплохие парни.

Капитан с трудом поднялся и многозначительно хмыкнул.

— Что ж, посмотрим, что они скажут, — пробурчал он и направился в радиорубку.

Сканер экрана, установленного на роботе, был включен. Капитан подошел к нему. Томми Дорт сел у кодирующего устройства и застучал по клавишам. Из микрофона вырвались какие-то странные звуки. Модулированный ими сигнал был передан чужому кораблю. Почти мгновенно вспыхнул экран; через ретранслятор на роботе был воспроизведен внутренний вид другого корабля. Чужой подошел к сканеру и, казалось, с интересом заглянул в рубку связи “Лланвебона”. Он необыкновенно походил и в то же время не походил на человека. Чужой был совершенно лысым, и вид у него был какой-то забавный.

— Я хотел бы сказать, — мрачно произнес капитан, — что-нибудь подходящее о первом контакте двух разных цивилизованных рас и о моих надеждах на то, что между ними возникнут дружеские отношения.

Томми Дорт колебался. Наконец он пожал плечами и уверенно включил кодирующее устройство.

Чужой капитан как будто принимал сообщение. Он сделал жест, словно соглашаясь с чем-то. В декодирующем устройстве на “Лланвебоне” что-то зашуршало, и в приемную кассету упала карточка с расшифровкой. Томми бесстрастно прочел:

“Все это очень хорошо, но существует ли какой-нибудь вариант, при котором оба корабля могут вернуться домой? Я был бы счастлив услышать о таком варианте, если вы можете его предложить. В данную минуту мне кажется, что один из нас должен быть уничтожен”.

Атмосфера была напряженной. Возникло слишком много вопросов требовавших немедленного разрешения, но никто не мог ответить ни на один из них. А нужно было ответить на все.

“Лланвебон” мог отправиться домой. Но вдруг его скорость окажется ниже скорости чужого корабля? Если это так, то “Лланвебон”, приблизившись к Земле, выдал бы ее местоположение, и ему бы пришлось вступить в бой. Его ждала либо победа, либо поражение. Но даже если бы он победил, могло случиться, что устройства связи чужих позволили бы им еще до начала сражения передать на родную планету координаты Земли. “Лланвебон” мог и проиграть эту битву. Если уж ему суждено погибнуть, то лучше, чтобы его уничтожили здесь — тогда вооруженному неприятельскому флоту не удастся обнаружить Землю.

Черный корабль находился в точно таком же опасном положении. Он тоже мог стартовать. Но вдруг скорость у “Лланвебона” больше? Если действовать быстро, то можно по следу, оставленному полем овердрайва, выяснить, куда он направляется. Чужие тоже не знали, в состоянии ли “Лланвебон” передать сообщение на свою планету прямо из космоса. Они тоже предпочли бы скорее погибнуть здесь, чем навести предполагаемого врага на след собственной цивилизации.

Итак, ни один корабль не мог думать о бегстве. Возможно, чужие проследили, каким курсом шел “Лланвебон” в туманности. Но это был лишь отрезок логарифмической кривой, и по нему нельзя было установить, откуда стартовал корабль землян. В данный момент положение обоих кораблей было равным. Вопрос “что дальше?” по-прежнему требовал ответа.

Однако определенного ответа не существовало. Чужие давали информацию в обмен на информацию — и не всегда было ясно, насколько можно доверять их сведениям. Люди тоже обменивали информацию на информацию, и Томми Дорт обливался потом, беспокоясь о том, как бы не дать какой-нибудь ключ к разгадке местоположения Земли.

Чужие видели в инфракрасном диапазоне, поэтому в коммуникационной системе робота частота световых колебаний каждый раз уменьшалась или увеличивалась вдвое. Видимо, чужим не приходило в голову, что по этой особенности можно судить об их солнце — красном карлике, излучающем свет с максимумом энергии ниже той части спектра, которая наблюдается человеческим глазом. Но после того как это осознали на “Лланвебоне”, там сообразили, что и чужие могут понять, к какому спектральному классу относится земное Солнце, изучив свет, который глаза людей воспринимают лучше всего.

Очевидно, чужие использовали устройство для записи коротковолновых сигналов так же часто, как люди звукозаписывающие устройства. Человечеству очень пригодился бы этот прибор. А те были зачарованы тайной звуков. Они, конечно, воспринимали звук, так же как ладонь человека воспринимает тепло инфракрасных лучей. Но различать высоту или тембр звука они могли не лучше, чем человек мог различать две частоты теплового излучения, даже когда одна из них в полтора раза больше другой. Для чужих знания людей о звуке были замечательным открытием. Они бы нашли для звука такое применение, до которого никогда не додумались бы люди — если бы остались жить. Правда, это был уже другой вопрос.

Ни один корабль не мог уйти, не уничтожив другой. Но пока продолжается обмен информацией, ни один корабль не может ринуться в атаку.

Для той и другой стороны вопрос о внешней окраске кораблей представлял значительный интерес. “Лланвебон” снаружи был зеркально-блестящим, “чужой” — абсолютно черным. Он полностью поглощал тепло и, следовательно, должен был столь же хорошо излучать его. На самом деле все обстояло не так. Черный слой вообще не имел никакого цвета. Это был совершенный рефлектор для инфракрасных волн определенной длины, и вместе с тем он флуоресцировал именно в полосе частот. Практически он поглощал высшие тепловые частоты и преобразовывал их в низшие, которые им не излучались. Таким путем он сохранял нужную температуру даже в пустом пространстве.