Андрэ Нортон - Звёздная стража [= Звёздный легион; Наёмники Галактики]

Хансу… Где Хансу? Неужели их будут судить порознь? Он был уверен, что сможет опротестовать это, если добиться разрешения переговорить с мастером лезвия. Потому что он только сейчас сделал ошеломляющее открытие: один из офицеров, смотревших на него, был Маттиас, тот самый Маттиас, который, по мнению Хансу, был бы их защитником, сражался бы на их стороне, если бы они сумели добраться до него.

Лица офицеров были бесстрастны, но Посредник ВП, арктурианец, ярко-алый с золотом плащ которого резко контрастировал с серо-зелеными мундирами землян, нетерпеливо ерзал в кресле, как бы желая ускорить процедуру, но в то же время не решаясь указывать. Другой чужак, офицер Патруля, явно скучал.

Потом Кана увидел то, что лежало перед старшим офицером — меч арча. Это был ответ на один из его вопросов — он вызван сюда для объявления приговора. Приговорили, даже не дав возможности высказаться в свою защиту. Но… как они могли? Ведь он рассказал правду! Эти люди должны были знать об убийстве на Фронне, о страшной сцене у патрульного крейсера, знать так, как будто сами были свидетелями всего этого. Как они могли?

— За неразрешенный контакт с расой Экс-Тии, — начал старший офицер, — за дезертирство с места службы, за кражу крейсера, принадлежавшего Галактическому Патрулю, вы, Кана Карр, мечник третьего класса, арч, отныне не пригодны к службе в космосе. Вы лишаетесь всех званий и привилегий службы и на весь остаток жизни приговариваетесь к работе в одном из рабочих отрядом.

Врожденная дисциплина заставила его выслушать приговор до конца. Рабочий отряд до конца жизни — это почти рабство. В нем нарастал холодный гнев. Он ответит этим дьяволам, с их отмороженными лицами! Он скажет им несколько правдивых слов!

И сейчас, немедленно!

Когда Кана заговорил, то обратился не к старшим офицерам, а непосредственно к Посреднику ВП:

— Я узнал ваше истинное лицо, — медленно произнес он сквозь стиснутые зубы. Кровь древних малайцев, устремляющихся в битву, размахивая свистящим боло, была разбавлена представителями других, более миролюбивых рас, но оставалась в нем и заговорила только теперь… — Пока вы еще можете заставить землян повиноваться вашей воле. Но когда-нибудь заплатите за это!

Белое лицо арктурианина не изменило выражения, только сидел он теперь неподвижно, длинные глаза сузились в щелки, как у хищника, следящего за добычей.

— Как долго, — переключил Кана внимание на землян. — Как долго вы сумеете скрывать такие происшествия? Вы знаете, что они сделали с нами там? Я… — Он замолчал, дожидаясь пока полностью совладает со своим голосом. — Я дал Милосердие Дэки Миллсу, выслушав его рассказ. И все вы знаете, что именно он мне рассказал! Считается, что мы — бойцы, наемники, продающие свое искусство другим. Но теперь пришла пора сражаться против убийц!

Последние слова он бросил прямо в лицо арктурианину и офицеру Патруля. Он еще пытался выбирать слова, унять сводящий с ума гнев… Но затем настроение его изменилось. Зачем ему разговаривать с этими бесчувственными судьями, когда настоящее его желание — броситься на арктурианина и ощутить под кулаками его дряблую плоть? Что пользы говорить? Слова ничего не изменят, не нарушат спокойствия этого изменника Маттиаса.

Кана отдал честь и повернулся к ожидающим его стражникам. Неужели его снова отведут в подземную камеру? Или попытаться… Что значит «попытаться»? Бежать! Бежать на обратном пути!

Хансу… Если Кану приговорили к пожизненным работам, то начальнику лезвия должен быть вынесен смертный приговор. Как он ошибался в Маттиасе, в своей вере в будущее!

Его отвели к лифту, и доставили не в камеру, а в маленькую комнатку рядом со входом в здание: он был уверен в этом, так как мимо непрерывно сновали в обоих направлениях солдаты. И оставили одного, если не считать часового у двери. Оставили ждать…

Ждать?

Нет, действовать!

Кана старался оценить ситуацию.

Он в мундире. Не хватает лишь оружия. Если бы не часовой, он мог бы просто выйти из комнаты, смешаться с толпой в зале и покинуть здание, прежде чем поднимется тревога. Значит нужно решить проблему часового.

Кана принялся пристально разглядывать его. Когда он впервые взглянул на часового, тот старательно подавлял зевок. Ясно, что страж не ожидает никакого беспокойства от пленника.

Помещение явно не было предназначено для содержания арестованных. Скорее — комната ожидания для посетителей низшего звания. Скамья, на которую Кане было приказано сесть, оказалась мягкой, а слева от него, вне видимости часового, находился видеоэкран.

Внимание часового часто отвлекалось на проходящих мимо двери. Глаза Каны вернулись к экрану. Можно ли его как-нибудь использовать? Немного импровизации…

Через несколько секунд, когда часовой в очередной раз отвлекся, он вскочил на ноги и, как бы изумленно, указал рукой на экран:

— Красный тревожный!

Часовой оглянулся.

— Ничего не вижу… — начал он, бросив на Кану сердитый взгляд — осужденным не полагается разговаривать с часовым.

— Был красный тревожный! — продолжал настаивать Кана, показывая на экран.

Охранник пребывал в нерешительности. Если на экране действительно был красный тревожный сигнал, то его обязанность — немедленно обратиться за распоряжением. А он не был уверен, что сигнала не было.

— Держите меня под прицелом, — посоветовал Кана. — Говорю вам — был красный тревожный!

Охранник вытащил бластер и нацелил его на пленника. Потом прижимаясь спиной к стене и не отводя от него глаз, стал двигаться к экрану.

— Сидеть! — приказал он Кане.

Тот опустился на скамью, но тело его было напряжено до предела, мускулы готовы…

У него будет лишь одна секунда, когда охранник вынужден будет повернуться к нему спиной, чтобы нажать переговорную кнопку под экраном. И, если он сумеет двинуться…

И эта секунда наступила — охранник повернул голову. В то же мгновение Кана распластался на полу, ударив плечами в колени охранника. Голова того с глухим стуком ударилась об экран. Экран разбился. Кана быстро повернулся, готовый продолжать борьбу. Но тело под ним было вялым.

Несколько ошеломленный этот феноменальной удачей — ударившись головой, парень, должно быть, потерял сознание, — Кана встал на колени и торопливо присвоил клинок охранника и его бластер. Но тут же неохотно отложил мехское оружие, а клинок сунул в ножны.

Охранника, связанного собственным поясом и с кляпом во рту, он закатил под скамью так, чтобы от двери его нельзя было увидеть. Затем поправил мундир, надел шлем, потерянный в короткой схватке и, глубоко вдохнув, вышел в коридор, закрыв за собою дверь. У него не меньше пяти минут, прежде чем начнется преследование. Но, имея оружие, он ничем не отличается от сотен арчей на улицах Прайма.