Жорж Ле Фор - Вокруг Солнца

— Скажите, — подошел к нему Гонтран, — что за кашу заварил здесь Вячеслав?

— Ах, это вы, мой друг, — обернулся ученый. — Ну, поздравляю, поздравляю вас с этой гениальной мыслью, которая позволит всем нам познакомиться с таким интересным миром, как мир Юпитера.

С этими словами профессор горячо потряс руку Гонтрана.

— Юпитер… Вячеслав… — начал тот изумленным голосом.

— Сломка, — перебил его старик, — докладывает почтенному собранию о вашем гениальном проекте, и смотрите, какой восторг вызывает он среди этих высокочтимых слушателей науки.

Аппарат, так скоро придуманный Сломкой, действительно был чрезвычайно остроумен. Он представлял собою металлический цилиндр около семи метров длиною и пяти — в диаметре. Внутри цилиндра, по его оси, шла труба, имевшая до полутора метров в поперечнике и спереди снабженная конусообразным окончанием, а сзади постепенно расширявшаяся. Посредине ее вращался винт, который должен был всасывать астероидную массу спереди и выталкивать ее сзади. Винт приводился в движение электричеством.

Что касается пространства между наружной стенкою цилиндра и трубой, то оно двумя перегородками, вертикальной и горизонтальной, делилось на четыре камеры: две верхних и две нижних. Одна из верхних камер должна была служить общей залой, в другой находились помещения для Михаила Васильевича и его дочери; из нижних же камер одна предназначалась для Гонтрана, Сломки и Фаренгейта, а другая должна была служить для помещения механизма, склада запасов. Кроме того, Сломка предполагал устроить маленькое отделение около самого винта, для ближайшего наблюдения за его действием.

Рассмотрев этот проект межпланетного аэроплана, ученые Марса вполне одобрили его, сделали необходимые поправки и в заключение постановили оказывать путешественникам всевозможное содействие в деле его осуществления. В силу этой резолюции Вячеслав Сломка мог уже на следующий день приняться за сооружение «Молнии» — так назвал он свой воздушный вагон: в его распоряжение были предоставлены все мастерские Города Света, десятки опытных техников и мастеров и все необходимые материалы. Работа закипела с лихорадочной быстротой.

— Меня беспокоит только одно, — говорил Гонтран приятелю, — что будет, когда старик увидит, что аэроплан несется не по течению метеорного потока, к его возлюбленному Юпитеру, а против течения, прямо на Землю.

— Не беспокойся, — говорил Сломка, — я предвидел это обстоятельство и постараюсь объяснить это Осипову ошибкой.

Таким образом, все время, в течение которого происходила постройка аэроплана, каждый строил самые противоположные планы будущего: Михаил Васильевич предвкушал удовольствие собственными глазами увидеть вблизи грандиозный мир Юпитера, Гонтран и Сломка тешили себя мыслью вскоре увидеть родную планету, в их заговор была посвящена и Елена. Что касается Фаренгейта, то он не допускал и тени сомнения, что через несколько недель он очутится в Соединенных Штатах. Одно лишь огорчало практического американца — невозможность возвратиться на Землю богачом: драгоценных камней на Марсе не было, а золото не позволял брать Сломка, чтобы не увеличить чрезмерно вес аэроплана. В конце концов, Фаренгейт стал с сожалением вспоминать о своей алмазной глыбе, которую инженер выбросил вместо балласта из корзинки воздушного шара во время полета с Фобоса на Марс.

— Да замолчите ли вы, сэр Фаренгейт! — вспылил однажды Сломка. — Как вам не стыдно. Ну, что стоил ваш дрянной кусок кристаллизованного угля?

— Дрянной кусок… — обиделся американец. — Да он стоит, по крайней мере, миллион.

— А стоимость «Молнии» по ценам, существующим на Земле, — по крайней мере сорок шесть миллионов.

Фаренгейт оторопел.

— Сорок шесть миллионов! Вы шутите?

— Нисколько! Знаете вы, из какого материала, он строится?

— Ну?

— Из лития.

— Не слышал даже про такой металл.

— Очень жаль; а между тем, этот металл на Земле гораздо дороже золота. «Молния» весит, по меньшей мере, шестьсот килограммов и построена из чистейшего лития.

С этих пор жалобы Фаренгейта прекратились, и он начал любовно посматривать на корпус «Молнии», полированная металлическая поверхность которой ярко блестела под лучами Солнца.

Благодаря кипучей энергии Сломки и деятельной помощи обитателей Марса работа по сооружению аэроплана подвигалась вперед со сказочной быстротой. Через какие-нибудь две недели аппарат был готов вполне, и оставалось только назначить день отъезда.

Настал день, когда жители столицы Марса собрались в обсерватории, с главной башни которой должен был полететь аэроплан. Астрономы почтили своего земного собрата перед отъездом торжественным заседанием, во время которого Михаил Васильевич и его спутники удостоились самых горячих оваций. Растроганный профессор в прочувствованной речи простился с радушными хозяевами, и первый вошел внутрь «Молнии», за ним последовали остальные.

Первые минуты в вагоне царило глубокое молчание. Михаил Васильевич с грустью думал о разлуке с Марсом; Фаренгейт мечтал о капитале в сорок шесть миллионов, который они привезут с собой на Землю; один только Сломка не изменил себе и вынув часы, ждал отъезда.

— Пора, — промолвил он наконец, нажимая кнопку электрического провода. — Прощай, Марс. Прощай, мой честный Аа.

Все бросились к окнам «Молнии», чтобы в последний раз взглянуть на Город Света, но увидели лишь серое пятно, размеры которого каждым мгновением становились все меньше и меньше.

В несколько минут «Молния» пролетела весь плотный слой атмосферы Марса и вступила в космический поток астероидов. Они целыми тучами замелькали перед окнами вагона.

— Ну, вот мы и на настоящей дороге, — проговорил Сломка.

Он вместе с Гонтраном спустился в машинное отделение.

— Где теперь наша родная Земля, Вячеслав? — спросил Фламмарион своего приятеля.

Сломка, будучи занят какими-то хлопотами с электрическими машинами, молча указал на корму «Молнии».

— Как? — вскричал Гонтран. — А не впереди? Значит, мы удаляемся от нее, а не приближаемся?

— А ты как думал? — отозвался Сломка. — Неужели Осипова можно одурачить, как малого ребенка, сказав, что аэроплан летит на Юпитер, а на самом деле направить его к Земле?

— Так что же ты хочешь сделать?

— Пока старик не спит, я пущу «Молнию» тихим ходом по течению метеорного потока, а как только он заснет, поверну аэроплан к Земле. Завтра, конечно, он увидит, в чем дело, но будет уже поздно. Я же свалю всю вину на непредвиденную ошибку.

Смеясь над хитростью приятеля, Гонтран возвратился в общую каюту, куда потом явился и Сломка.