Аластер Рейнольдс - Космический Апокалипсис

Она дернулась, пытаясь поднять здоровую руку и указать на свое лицо, чтобы другой скафандр тоже показал лицо сидящего в нем человека.

Вместо этого другой скафандр открыл огонь.

Хоури снова ударило о стену, невидимый снаряд попал куда-то в область желудка. Ее скафандр взвыл, рой свернутых в спирали точек скрыл поле зрения Хоури. Еще до того, как она врезалась в стену, ее оглушил громовой рев — это, сливаясь в единый взрыв, начали действовать все сохранившие активность виды ее вооружения.

«…твою мать!» — подумала Хоури. Ей было очень больно, боль выедала внутренности, и это странным образом смешивалось с мыслями о предательстве и о том, что все это вовсе не игра.

Хоури снова поднялась на ноги, и тут же еще один снаряд атакующего пролетел совсем рядом с ней. Третий попал Хоури в бедро. Она стала падать назад, руки хватали воздух где-то на периферии поля зрения. С ее руками что-то случилось, а точнее — не случилось, хотя и должно было случиться. Они казались вполне целыми — ни намека на то, что одна из них была недавно оторвана.

— Вот блин, — пробормотала она. — Что же, мать их так и перетак, тут происходит?

Атака продолжалась, каждый выстрел, попадавший в Хоури, отшвыривал ее назад.

— Говорит Вольева, — раздался голос отнюдь не обеспокоенный и не слишком заинтересованный. — Всем слушать меня внимательно. В сценарии обнаружена ошибка! Приказываю всем прекратить огонь.

Хоури снова сбили с ног, на этот раз с такой силой, что через прокладку «гель-воздуха» она почувствовала мощный шлепок. А тут еще боль в бедре, причем скафандр не делает ничего, чтобы эту боль снять и уменьшить дискомфорт.

«Вот так и уйдет жизнь», — подумала она.

Да, сейчас работает настоящее оружие. Во всяком случае, у того скафандра, который ее атаковал.

— Кжарваль! — кричала Вольева. — Кжарваль! Прекрати пальбу! Ты же убьешь Хоури!

Но Кжарваль — теперь-то Хоури поняла, кто был ее противником, — не слышала, не могла слышать или — что еще страшнее — не могла остановиться. — Кжарваль! — снова крикнула Триумвир. — Перестань, или мне придется тебя обезоружить!

Но Кжарваль уже не могла остановиться. Она продолжала вести огонь, и Хоури ощущала каждое попадание как удар плети, она корчилась под этими ударами, она готова была ногтями процарапать себе дорогу сквозь металл стены, который тоже страдал под ударами, и оказаться в безопасности пространства, лежащего за стеной.

А потом Вольева опустилась откуда-то из середины зала, где она оставалась все это время, невидимая, и сразу же открыла огонь по Кжарваль, сначала из легкого оружия, а затем стала наращивать мощь огневого шквала. Кжарваль ответила тем, что часть своего огня переадресовала вверх на опускавшегося Триумвира. Снаряды попадали в Вольеву, выжигая черные пятна на ее скафандре, вырывая фрагменты из гибких сочленений, сбивая орудия, которые ее скафандр выдвигал из амбразур, и уничтожая его. Все же Вольевой вскоре удалось подавить сопротивление своей подчиненной. Скафандр Кжарваль стал сморщиваться, теряя свою прочность. Его орудия выбывали из строя, снаряды шли мимо цели, разлетаясь по всем углам зала.

Наконец — вряд ли прошло больше минуты с того момента, когда Кжарваль стала палить по Хоури, — скафандр Кжарваль рухнул на пол. Сейчас он, там, где он не почернел от попаданий снарядов Вольевой, представлял собой путаницу психоделических расцветок и быстро сменяющих друг друга геометрических узоров, сквозь которые торчали разбитые стволы оружия и приборы. Конечности скафандра бессмысленно рубили воздух, из них беспрестанно выдвигались и тут же втягивались различные манипуляторы и большие — размером с ребенка — чудовищные кисти человеческих рук.

Хоури встала на ноги, стараясь не кричать от боли, которой раненая нога выражала протест против движения. Скафандр обвис на ее плечах, точно мертвое тело, и все-таки ей удалось сделать несколько шагов и доковылять до места, где лежала Кжарваль.

Вольева и другая фигура в скафандре — должно быть, Суджика — уже стояли там, наклонившись над останками скафандра и пытаясь прочесть медицинский диагноз на дисплее.

— Мертва, — сказала Вольева.

В тот день, когда пришельцы впервые объявили о своем прибытии, Силвест был разбужен толчком беспощадного белого света. Он поднял руку умоляющим жестом, ожидая, пока глаза приспособятся к новому освещению, пройдя через довольно сложный процесс адаптации. В такие моменты с ним было практически невозможно разговаривать. Слука, видимо, это хорошо понимала. Теперь, когда его глаза лишились многих первоначальных функций, им требовалось гораздо больше времени, чтобы начать работать нормально, и Силвесту приходилось выжидать, пока закончится продолжительный и медлительный процесс проб и ошибок, в котором его глаза анализируют различные фокусировки, что, кстати, сопровождается весьма болезненными ощущениями.

Как сквозь туман он ощущал присутствие сидящей рядом Паскаль, которая прикрывала простыней обнаженную грудь.

— А ну просыпайтесь! — прикрикнула Слука. — Оба. Я подожду снаружи, пока вы оденетесь.

Паскаль и Силвест впопыхах кое-как натянули одежду. За открытой дверью Слука и двое охранников терпеливо ждали. Все трое, по-видимому, были без оружия. Силвеста вместе с женой проводили в официальный сектор Мантеля, где утренняя смена приверженцев Праведного Пути собралась вокруг четырехугольного экрана. Термосы с кофе, утренний завтрак — все это стояло на столе, никем не тронутое. Что бы там ни происходило, подумал Силвест, этого было достаточно, чтобы отбить нормальный аппетит. Он слышал чей-то голос — громкий и резкий, — будто исходивший из громкоговорителя. Одновременно шел общий оживленный разговор, так что Силвесту лишь иногда удавалось уловить несколько слов из передачи. К сожалению, разборчиво произносилась только его собственная фамилия — она повторялась довольно часто тем, кто обращался с экрана к аудитории.

Он протолкался вперед, чувствуя, что присутствующие относятся к нему сейчас с гораздо большим уважением, нежели когда-либо в последнее время. А может, это просто жалость к тому, чья участь решена окончательно и бесповоротно?

Паскаль подошла к нему и встала рядом.

— Ты узнал эту женщину? — спросила она.

— Какую женщину?

— Ту, что на экране. Ту, на которую ты смотришь.

Но Силвест на продолговатом экране видел лишь, как на картинах пуантилистов, множество серебристо-серых мазков.

— Мои глаза плохо адаптируются к видео, — сказал он, обращаясь одновременно и к Слуке, и к Паскаль. — И я ни черта не слышу. Может, вы мне расскажете, что я пропустил?