Майкл Гир - Реквием по завоевателю

— И какова твоя роль?

— Я контролирую Компаньонов, эту дикую карту в политике свободного космоса. Мы с тобой различны, Кайлла. Ты жила добродетельно, а я грешил. Теперь мы должны соединить нашу силу — ум Седди и силу Компаньонов. На это и делает ставку Браен.

Кайлла вздохнула, пытаясь расслабиться, и обвела взглядом комнату.

— Черт бы тебя подрал, Стаффа. Я не хочу быть лидером, мне нужно время, чтобы исцелиться, чтобы залечить раны, понять, что именно со мной произошло. Я не могу принять бремя лидерства.

— Иногда нас выбирают не в соответствии с нашими желаниями, Кайлла, а потому, что мы сильны. И только.

Она вздохнула, понимая, что возражать бессмысленно, — ее молчание было красноречивее слов.

Стаффа вытащил из картотеки один ящик и открыл его. Он встревожился, увидев, что карточки потрескались и распадаются на части, и поспешно задвинул ящик, чтобы не нанести большого вреда.

— Здесь понадобятся мои люди.

Она повернулась, и лицо ее было мертвенно-бледным.

— Твои люди? Кровожадные Компаньоны? Здесь?

— У Компаньонов, помимо всего прочего, самый ясный ум во всем свободном космосе, — отмел ее возражение Стаффа. — Мои специалисты могут это все спасти. Как много лет, по-твоему, еще сохранятся документы, заключенные в этой пещере? Этот глобус — Бог мой — сделан из пластмассы! Пластмассы! Книги — из бумаги! Все до единой! Это же все — органическое вещество! Те самые карточки, в которых, может быть, заключена информация, необходимая нам, чтобы одолеть Запретные границы, — распадаются на части!

Кайлла поглядела вокруг:

— И как же ты предлагаешь все это сделать? Ты думаешь, что Тибальт разрешит твоим Компаньонам прийти сюда, ворваться в святилище Седди и выпустить наружу всю информацию?

У Стаффы на губах появилась улыбка.

— О, я сумею его убедить. Обещаю. — Он сделал паузу. — И, может быть, Тибальт тоже так поступит. Несмотря на некоторые свои недостатки он вполне, рационально мыслящее человеческое существо. Когда я шепну ему словцо об Или, он, вероятно, прислушается к голосу рассудка.

Кайлла скрестила руки, взгляд ее приобрел задумчивое выражение.

— А как же Седди? Неужели ты думаешь, что Тибальт просто так возьмет и забудет обо всем, что произошло? Разрешит нам остаться в Макарте?

Стаффа ходил взад и вперед по тускло освещенной комнате. Тени плясали на стенах и между шкафами, когда Кайлла нервно перекладывала из рук в руки фонарь. Как много знания лежало здесь в этой влажной заплесневевшей крепости?

— Сомневаюсь, что Тибальт одобрит твое появление здесь. Но для тебя найдется место на Итреатических астероидах. И что тогда сможет тебе сделать Тибальт или Сасса Второй? Я думаю, что свободный космос нуждается в Седди. Что осталось на Риге? Что осталось на Сассе? Ничего! Люди только тем и занимаются, что восстанавливают города после бесконечных непрерывных войн! Это, как замкнутый круг. А во что превращается жизнь человека, если жизнь становится бессмысленным существованием? Нам необходимы новые границы. Седди, может быть, вдохнут новую жизнь в человечество. — Он сжал кулаки и поглядел на ровный потолок, нависавший над его головой. — У нас должна быть мечта!

— Слова храбреца!

— Посмотри на меня…

Вдруг земля под их ногами задрожала. Стаффа выкрикнул, пытаясь за что-нибудь схватиться:

— Что за…

— Землетрясение! — закричала Кайлла, бросившись к двери.

Стаффа распахнул дверь и вытолкнул ее в темноту. Собрав все силы, он плотно захлопнул дверь. Они оказались в узеньком тоннеле, там нависла оглушительная тишина.

— Как труба в пустыне, Стаффа, — прошептала Кайлла дрожащим голосом.

— Идем!

Но не прошло и пяти минут, как скалы вокруг сначала завибрировали, потом зашатались. Второй толчок был более сильным, камни со стоном начали раскалываться, на них полетела пыль и кусочки, откалывающиеся от стен и потолка.

— Бежим! — заорал Стаффа.

На востоке над горизонтом взошло солнце, отбрасывая кроваво-красные лучи на гористую местность Тарги. Легкий ветер мягко шевелил кроны сосен, разбросанных по горным склонам. Облака, стремительно несущиеся на запад, пылали красно-оранжевым цветом утренней зари. Охладившийся за ночь воздух вызвал легкий озноб.

Синклер сидел на самом гребне горного отрога, на базальтовом выходе породы, прислонившись спиной к стволу сосны. Земля вокруг была усыпана иголками, ставшими от времени такими же коричневыми, как и сама земля. Сухая трава едва держалась в расщелинах скал, которые как парша покрывали землю. Стало светлее, и Синк поднял с земли ветку. Одну за другой он отломил веточки, оставив лишь один прут, и начал ногтем большого пальца снимать с него кору, когда услышал неподалеку осторожные шаги; но сделал вид что не замечает подошедшего.

— С тобой все в порядке? — тихо спросил Мак. — Мхитшал ударился в панику, не обнаружив тебя в бункере. Он убежден, что Седди погубила тебя.

Синклер глубоко вздохнул и откинул голову, прислонившись к шероховатой поверхности ствола. От ветра длинные иглы над головой зашелестели.

— Со мной все в порядке. Мак. Я просто захотел поразмышлять.

— Мне уйти?

Синклер нахмурился, катая прутик между пальцами.

— Не знаю.

Мак сделал шаг вперед и присел на корточки, не доходя до Синклера:

— Что-то по твоему голосу не скажешь, что с тобой все в порядке.

— А с чего бы мне здесь себя чувствовать хорошо? — Мак ничего не ответил, и Синклер продолжил:

— Я устал, Мак. И я больше не знаю, что есть что. Я потерял центр тяжести, потерял равновесие. Та уверенность, которая у меня была, когда мы… когда я, ты, Гретта… — Он поглядел в сторону, пытаясь скрыть боль.

— Синклер, ничего не изменить. Что случилось, то случилось. Во время войны люди погибают. Ты это знаешь. Именно так устроена Вселенная.

— Почему? — спросил он ничего не выражающим тоном.

Мак выпрямился и поглядел на долину, простирающуюся под ними. Солнечный свет окрасил вершины гор, но долина по-прежнему погружена в лилово-пурпурный сумрак. Белокурые волосы Мака вспыхнули золотом в ярком свете, лицо его хранило задумчивость.

— Я не знаю. Думаю, что никто не знает. Я тоже любил ее, Синк. Как жаль… как жаль, я не могу ее вернуть.

— Да. — Перед мысленным взором Синклера всплыл образ хохочущей Гретты, ее сияющие голубые глаза. Вновь открылась его незажившая душевная рана, он физически ощутил ее где-то в горле. Горячие слезы помимо его воли покатились по щекам. Когда он овладел собой и поглядел на Мака, тот тоже вытирал глаза и мокрое лицо.

— Хороши же мы, а? — спросил Синклер, высмаркиваясь.

Мак потер слезящиеся глаза и сплюнул:

— Это по-человечески, видимо. Возможно, нам нужно было время, чтобы поплакать, время, чтобы предаться печали.