Джулиан Мэй - Вторжение

Зеке О'Тул лениво переминался с ноги на ногу, однако у арбитра на поле это почему-то не вызвало нареканий. Тем временем Кацуяма яростно царапал битой землю.

– Да будешь ты играть или нет, ирландская задница! – не утерпел Примиряющий Координатор.

Кетчер сместился вправо и слегка встряхнул головой. Спустя долю секунды он послал высокий мяч, едва задев уголок вратарской площадки.

Первый промах.

О'Тул снова принялся тянуть время, исполняя загадочные телодвижения. Кацуяма лихорадочно вращал битой и дико гримасничал. Когда наконец последовал высокий закрученный бросок, японец героически бросился вперед. И промахнулся.

Босоногий Кен застыл в позе борца сумо. Лилмики ощущали нарастающий гнев.

А Зеке О'Тул беззаботно жевал жвачку, окидывая игроков на бейсах ничего не выражающим взглядом своих бесцветных глазок Потом вдруг молитвенно склонил голову. Болельщики свистели и вопили, арбитр сохранял олимпийское спокойствие. Наконец питчер изогнулся для стремительного третьего броска.

– Последний удар, – сказал Координатор. – Заметили, ветеран абсолютно хладнокровен, а молодой японец сейчас лопнет от злобы.

Игроки на бейсе сбились в кучу и замерли. О'Тул не стал больше мешкать и дал мощный питч кетчеру, очевидно, намереваясь одним ударом свалить и Кацуяму, и еще одного игрока, пробирающегося вдоль бейса к воротам… Но, увы, мяч прошел мимо цели и…

Гонг!

Босоногий Кен с воинственным кличем отбил мяч в дальний левый угол поля. На трибунах творилось нечто невообразимое, когда Кацуяма неторопливо обходил все бейсы и с каждого отвешивал церемонный поклон толпе. Затем точно так же он поклонился Зеке О'Тулу, застывшему на площадке в позе Наполеона.

На электронном табло загорелся финальный результат:

«ХИРОСИМСКИЕ КИТЫ»-5

«НЬЮ-ЙОРКСКИЕ АНГЕЛЫ» – 4

С ОБЩИМ СЧЕТОМ ИГР 4: 3

«ХИРОСИМСКИЕ КИТЫ»

ВЫХОДЯТ ПОБЕДИТЕЛЕМ В МИРОВОМ ПЕРВЕНСТВЕ.

На невидимом судне, облетающем Землю, лилмикские контролеры изучали недавнее событие по пространственновременным решеткам, словно какое-то пятнышко под микроскопом.

– Прослеживаются четкие исторические параллели, – констатировала Родственная Тенденция. – Ритуальный проигрыш давнего антагонизма.

– А кроме того, общий энтузиазм публики от мирного состязания двух могущественных держав, бесспорно, приближает Мировой Разум к Единству, – добавило Бесконечное Приближение.

– Мне кажется, – высказалось Душевное Равновесие, – Примиряющий Координатор заранее знал исход матча. Что ж, нельзя не согласиться: его гипотеза о великой планетарной гармонии в данном случае себя оправдывает.

Поэтически настроенная Умственная Гармония дольше всех молчала и наконец внесла свой несколько двусмысленный вклад в дискуссию.

– А вы не находите, что американцы на стадионе приветствовали победу «Китов» даже с большим пылом, чем японцы?..

Примиряющий Координатор одарил всех мысленной улыбкой.

– Все вы весьма проницательны. Сохраните глубоко в душе эту коллекцию метафор и возвращайтесь к ней время от времени, как к средству разрешения противоречий, связанных с Землей. Когда атомные бомбы разрушат Тель-Авив и Димону, мы будем оплакивать их вместе со всем человечеством. Но помните: вероятностные решетки можно сдвинуть огромным усилием воли. Любовь и эволюция действуют избирательно… Ну, бывайте здоровы!

ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЪЕНА РЕМИЛАРДА

В 2052 году, когда опека симбиари над Землей давно окончилась и человеческие магнаты были наконец допущены в правящий орган Содружества, мой внук Поль Ремилард в первом обращении к галактическому Консилиуму заявил:

– За оперантность приходится платить двойную цену. Первая – нежелательное, но неизбежное отчуждение от латентных представителей собственной расы и вытекающие отсюда страдания. Вторая цена не столь очевидна… это обязанность высшего интеллекта бескорыстно служить умам, стоящим на ступеньку ниже его на эволюционной лестнице. Лишь когда вторая цена добровольно заплачена, наступает некоторое облегчение от боли первой…

К тому времени слова Поля уже стали трюизмом, поскольку эту максиму операнты обсуждали уже более шестидесяти лет. А впервые она была высказана во вступительной речи Тамары Сахвадзе перед первым конгрессом метапсихологов в Алма-Ате (сентябрь 1992 год), и отдельные группировки метапсихологов решительно оспаривали ее. И лишь после Вторжения этот принцип вошел в единый устав, проповедуемый молодым оперантам их преподавателями, прошедшими стажировку в Содружестве, однако наша своенравная раса так и не приняла его целиком, пока в 2083 году не учинила Метапсихический Мятеж и не усвоила жестокий урок, едва не разрушив Содружество, досрочно принявшее Землю под свою благосклонную сень.

У читающих эти строки приверженцев Единства истина сомнений, разумеется, не вызывает. Она стара, как «noblesse oblige» note 83или Евангелие от Луки 12, 48 note 84. Что до оперантных умов, которые ее отвергли и пытались уклониться от долга, то либо ныне их нет в живых, либо они перевоспитались – все, за исключением вашего покорного слуги. Долгое время я полагал, что меня терпят как безвредный символ уцелевшего мятежника, единственного, кто не носит на себе мета-психическое тавро и болтается где-то посередине между нормальными и оперантами, кто приобщен к Единству, лишь благодаря своему именитому семейству; а мою непричастность относят скорее за счет природного упрямства, нежели какого-либо злонамеренного сопротивления.

Однако, подходя к концу первого тома своих мемуаров, я все больше склоняюсь к тому, чтобы пересмотреть эту скромную самооценку. А вдруг в том, что я держусь на отшибе великого балета, есть высшее мое предназначение? Должно быть, я вношу в повествование свежий, нестандартный взгляд, иначе меня бы не заставили писать мемуары.

Лето 1992 года выдалось на редкость дождливым не только в Новой Англии, но во всем северном полушарии, как будто само небо разделяло всеобщую скорбь нового Армагеддона. Это была подлинная человеческая трагедия: полмиллиона убитых, более двух миллионов бездомных, бессчетное число искалеченных. А ко всему этому – потеря священной для иудеев, христиан и мусульман земли, утрата, имеющая не только материальное, но символическое значение.

Установки, взорванные исламскими террористами в Тель-Авиве и Димоне, весили около десяти килотонн каждая. От взрыва мгновенно вспыхнули склады израильского ядерного оружия, и радиоактивное облако распространилось к северу, охватив территорию Израиля и соседней Иордании общей площадью сорок тысяч квадратных километров. Таким образом, земли, включающие Иерусалим и Амман, сделались непригодными для обитания.