Джулиан Мэй - Вторжение

Убегая с поезда, я саданулся обо что-то головой и поранил левую ногу. Эти травмы наряду с марш-броском по скалам, зверской стужей и дерзким нападением на мартышку сократили мой умственный потенциал почти до нуля. От сознания, что там, наверху, окружены две тысячи восемьсот оперантов, а я не в силах им помочь, меня охватила дикая злоба.

Ни ясновидения, ни телепатии. Шлем оборудован рацией, но выходить на связь с Виктором я пока не готов. Одна надежда – что метафункции скоро восстановятся. Но буран усиливается, скорость ветра нарастает, и атмосфера заряжается неблагоприятными ионами. Снежная круговерть – не преграда для тренированных оперантов, но я к таковым не принадлежу.

Мне попалось на глаза оружие моей жертвы, и я опустился на колени, чтоб рассмотреть его получше. Нечто среднее между электродрелью и хромированной выхлопной трубой мотоцикла. Я понятия не имел, где у него курок, к тому же штуковина весила добрых полцентнера – небось коротышка потому и отстал от своих. Я почел за лучшее не обременять себя, а найти какой-нибудь более хитроумный способ для спасения собственной шкуры.

И начал пробираться по склону, прикидывая, как бы подойти к шале со стороны Тропы апачей и при этом не нарваться на отряд Виктора. Шале горело всеми огнями слева от меня. Вот идиоты, вы же голая мишень! Затемнения, затемнения надо вывесить!

Но тут же сообразил, что главный идиот – я сам. Виктор со своей оперантной сворой так же легко обнаружит шале без света, как при свете.

Ветер кромсал меня ледяными зубьями, и я продвигался в основном на четвереньках, уносясь воспоминаниями в те давние времена, когда был застигнут в горах вот таким же ненастьем и спасся лишь благодаря Фамильному Призраку. О наивный плод моей фантазии! Где ты теперь, на каком межзвездном отрезке? Бросил меня за ненадобностью?.. Мне ли тебя винить? Ведь я ослушался, не выполнил твоих указаний. Как меня подмывало поведать Дени про Большой Карбункул, но всякий раз останавливала боязнь быть поднятым на смех…

Ох, Призрак, надо же было тебе связаться с таким неудачником! Помнится, ты говорил, что мне будет нетрудно угадать момент для объединения делегатов и Разума Земли в молитвенном метаконцерте. Если сейчас не тот момент, то уж и не знаю, когда он настанет!.. Однако я здесь, а Дени, Люсиль, трое их детей и все остальные добрые метапсихологи – там… Я все просвистал – и ты со мною вместе.

Призрак, mon ami note 145, a может, еще не поздно все исправить? Вот передохну немного в этой проклятой расщелине, соберусь с духом и взвою, как ураганный ветер. Кто знает, вдруг le bon dieu в милости своей (или твоей) еще обеспечит комедии счастливую развязку.

Дени! Это я, твой дядя Роги! Послушай, сынок. Я должен передать тебе очень важное послание. Объедини умы твоих коллег в метаконцерте доброй воли. Отрекись от насилия. Если ты это сделаешь, существа из других миров не будут больше отталкивать несчастную Землю, а придут и станут нашими друзьями… Звучит невероятно? Bien entendu! note 146Но мне дали понять, что так оно и случится. Дени! Ты слышишь меня?.. Ответь, если слышишь!

Я стал ждать.

Первым ответом мне были погасшие в шале огни.

Вторым – настоящее светопреставление.

Люди Виктора открыли стрельбу из автоматического оружия. Трассирующие пули проносились надо мной, прошивая алыми нитями завесу дождя и снега. Я слышал треск разбитых стекол, взрывы гранат. Вой ветра почти тонул в этом грохоте; я скрючился, оцепенев от ужаса, но всего на несколько секунд, а после какая-то неудержимая сила толкнула меня вперед.

Я вышел на тропу. Ночное видение отчетливо показывало ее мне среди камней на спартанском склоне горы Вашингтон. Я обнаружил, что пули свистят вовсе не над головой, а слева, и быстро пополз вверх, но тропа сворачивала под острым углом, и ветер теперь задувал мне в спину. Должно быть, решил я, шале уже близко, вон за тем крутым уступом. Гранатомет умолк, но поток огня все не иссякал, хотя я его больше не видел и понятия не имел, наступают войска Вика или стоят на месте.

Затем сквозь пальбу до меня донесся рев горного ветра, смешанный с шорохом ледяного дождя. Мой персональный эфир наполнился ионным свистом и щебетом, не более осмысленным, чем атмосферные помехи на пустой радиоволне. Я не получил ни членораздельного ответа от племянника, ни «призрачных» заверений. Прислушиваясь к собственному натужному дыханию и бешеному стуку пульса, я все лез и лез вверх, оскальзываясь на льду. Мой полуобнаженный крестец с его негодным прикрытием потерял всякую чувствительность. Ноги передвигались почти автоматически. Кажется, у меня возникла смутная мысль подобраться к шале с черного хода и, прячась под навесом, проникнуть внутрь.

Почва постепенно выравнивалась. Я очутился среди огромных гранитных глыб, в одну из которых упирались бетонные столбы шале. Умственное зрение обеспечивало мне дымчато-серую видимость в радиусе двух метров. Дальше была чернота.

Но сквозь нее пробивалось кроваво-красное свечение.

Холодок ужаса пробежал вдоль позвоночника. Неужели Виктор все-таки запалил шале? Нет, излучение было слишком слабым… и к тому же двигалось. Боже, помоги, что, если настоящий Большой Карбункул, блуждающий огонь горы Вашингтон предстал мне и манит своим роковым светом? Но почему здесь, над фундаментом шале? Гранитная постройка нависала надо мной; все обдуваемые ветром поверхности облеплены плотной коркой инея, большинство окон с западной стороны выбито, но оттуда не вырывается ни единой мысли, ни единого телепатического импульса.

Карминное сияние магнитом влекло меня к себе. Непогода осталась за спиной, но под навесом, в кромешной тьме, окутавшей источник странного света, клубился студеный туман.

Вдруг вся моя экстрасенсорика встрепенулась, словно внутри прозвонил будильник, и я осознал, что вижу отнюдь не свет. Это аура операнта, и порождающий ее мозг силен, беспощаден и очень знаком.

Я узнал Виктора.

Ум его был не защищен и горел ожиданием триумфа, а руки вскрывали упаковку взрывчатки, чтобы заложить ее под пилоны шале. Я не успел до конца постичь его замысел, а Виктор уже закончил работу. Из лежащей на камнях пустой упаковки он достал приспособление вроде портативного радиоприемника и набрал на нем какой-то шифр. Затем в наушниках моего шлема оглушительным эхом прозвучал его голос:

– Вперед!

Огонь тут же стих.

Виктор обернулся и наконец узрел меня. Прежде чем я это понял, мой мозг был парализован его принуждением.

– Долго же ты добирался, – попенял он мне.

Осторожно завернув электронный прибор в упаковку, он приблизился. Больше я не услышал от него ни слова, но уже и так знал, что он собирается делать. В вагоне Киран О'Коннор открыл ему способ привязывания умов. В своей страшной технике он использовал тело как инструмент. Виктор в этом не нуждался, но результат испытания на мне мог быть точно таким же… А если я его оттолкну, он испепелит меня, как Шэннон, пополнит моей психической энергией свой запас, оживит свое существо, некогда бывшее человеческим.