Джулиан Мэй - Вторжение

Холодно! Мокро! Уа-а!

Тебе плохо, неуютно? — спросил я . Ну покричи.

Покричать? – удивился он.

Да. А скоро придет мама и возьмет тебя на ручки.

Он быстро подсчитал в уме (сердцебиение, тепло, надежность, ласковые руки, молоко, сосательный рефлекс, ЛЮБОВЬ). МАМА? (Снова крик.)

Мама хорошая, заверил я . Покричи, покричи.

Он заявил: Люблю ТЕБЯ. (Сердечность, доверие, спокойствие.)

И быстро уснул, повергнув меня в полную прострацию.

Я был изумлен тем, как рано проявилась у ребенка склонность к телепатии, но не мог понять, что же еще так потрясло меня, пока не обдумал все, лежа в постели, не прокрутил в памяти мельчайшие подробности события. Там, в церкви, при скоплении народа, занятый ритуальной церемонией, я почти не отдавал себе отчета в телепатической связи наших умов. А теперь понял, что она до сих пор не исчезла, эта связь с крохотным существом, спящим в колыбели на другом конце города.

Я вскочил с постели, зажег свет и стал рыться на полках, ища труды по детской психологии. Мои подозрения подтвердились. Племянник Дени – не просто телепат, а настоящий уникум. В одиннадцать дней от роду продемонстрировал мне способности к синтезу, к логическому мышлению, что не свойственно обычным новорожденным. Едва-едва появился на свет, а уже делает выводы!

Остаток ночи я проклинал Фамильного Призрака, а к утру уже знал, что мне делать. Позвонив на службу и сказавшись больным, я оправился пешком в маленький арендованный домик на Школьной улице, дабы поведать Солнышку, кого безжалостная судьба дала ей в девери, в мужья и в сыновья.

День выдался чудесный. В палисадниках распустились весенние цветы, отчего даже убогие улицы Берлина приобрели некоторую живописность. Дверь мне открыла восемнадцатилетняя Богоматерь с длинными распущенными волосами, приветливо и наивно улыбающаяся в своем неведении. Мы уселись на кухне, выдержанной в ярко-желтых и белых тонах. Кофейного цвета занавески чуть колыхались на окнах, из духовки доносился аромат шоколадного торта.

Рассказывая о том, как мы с Доном обнаружили у себя телепатический дар, я старался излагать события по возможности в мягкой форме, поэтому представил их как семейную историю, начавшуюся с эпизода в малиннике. (Призрака я, разумеется, опустил.) Поведал о том, как мы постепенно пришли к осознанию наших странностей, как еще в дошкольные годы проводили опыты с внутренней речью, передачей образов на расстояние и глубинным видением. О том, как мухлевали на экзаменах, мысленно читая закрытый конспект. О том, как наш недруг О'Шонесси угодил в баскетбольное кольцо (в качестве демонстрации своего психокинеза осторожно подвигал по кухне стул; она улыбнулась). Объяснил, почему мы с Доном уговорились держать наши способности в тайне. Даже вспомнил «Странного Джона» и свои страхи, связанные с этой книгой. Однако воздержался от упоминания о принудительных силах и уж тем более о своем глубоком убеждении, что Дон употребил гипноз, чтобы умыкнуть ее у меня. И конечно же, ни словом не обмолвился о страшном происшествии, имевшем место накануне свадьбы.

Мое повествование заняло несколько часов. Она выслушала меня, не прерывая, но я чувствовал, как трудно ей сдерживать свои эмоции: сестринскую любовь ко мне, тревогу за мое душевное здоровье, недоверие и неловкость, заинтересованность, подавляемую растущим отчаянием. Пока говорил, она приготовила нам завтрак и покормила сына. Когда я закончил и устало откинулся на спинку стула, она с обычной искренней и нежной улыбкой накрыла мою руку своей и сказала:

– Бедный, милый Роги! Ты измучился за эти месяцы, правда? У нас почти не появлялся, поэтому мы с Доном ничего не знали. Но теперь мы позаботимся о тебе.

В голубых любимых глазах я увидел решительный отказ даже обсуждать мое сообщение, даже думать о нем серьезно. Непреклонный отказ. Хуже того – в них отразился необычный страх. Ей страшно со мной!

Боже, что я наделал?! Надо срочно успокоить ее, вселить в душу сознание безопасности, доброты, любви.

Солнышко, не бойся! Не бойся всего этого! Не бойся меня!

– Твое недоверие вполне понятно, – тихо произнес я. – Нам с Доном понадобились долгие годы, чтобы осмыслить нашу странность. Ничего удивительного, что тебе мои речи кажутся бредом сумасшедшего. Но… но ты же видишь, я по-прежнему твой старый друг Роги, а Дон остается Доном. Да, мы можем разговаривать, не раскрывая рта, и передвигать предметы, не прикасаясь к ним, но это не значит, что мы какие-то чудовища.

Мои собственные слова прозвучали как явная, намеренная ложь.

Она сдвинула брови, пытаясь быть справедливой ко мне. Лучи яркого полуденного солнца проникали в окна маленькой кухни. На столе стояли чашки с остатками чая, тарелки с крошками торта и ваза пахучей сирени – как непреодолимая преграда между нами.

– Я что-то читала об опытах по экстрасенсорике, которые проводятся в колледже…

– Вот видишь? – подхватил я. – Доктор Раин, он же известный ученый! У меня есть его книги, могу показать…

– Но как можно читать мысли другого человека? Нет, не верю! – Ужас и гнев перед насильственным вторжением в ее душу хлестнули меня, точно кнутом. – Я бы не вынесла, если б ты… или Дон узнали все, о чем я думаю про себя!

Теперь главное не сфальшивить!

– Да нет, Солнышко, не в этом дело. Нормальные люди… я хочу сказать, люди вроде тебя для телепатов закрытая книга.

Мы воспринимаем ваши сильные чувства, самые яркие образы, но читать сокровенные мысли мы не можем. Даже друг у друга мы читаем только те мысли, какие хотим передать.

Тоже лишь отчасти правда. Трудно расшифровать мысли нормального человека, но временами они все же читаются, особенно когда освещены бурными эмоциями. К тому же люди нередко высказывают их вслух, невнятно бормоча себе под нос. Такое бормотанье расслышать проще простого. Иное дело – выделить рациональное зерно, осмыслить чувственно-понятийную путаницу, что, подобно накипи, скапливается на поверхности недисциплинированного сознания, маскируя скрытые мысли. Как правило, ты отгораживаешься от этой ментальной статики, чтоб не свихнуться.

– Не думай, что я стану шпионить за тобой и Доном. Мы давно научились ставить барьеры любопытству друг друга. Да я бы и не посмел никогда вмешиваться в твою и его жизнь. Слышишь, Солнышко, никогда!..

Она вспыхнула, и я понял, что угадал по меньшей мере одну из причин ее страха. Она скромная, застенчивая женщина со всеми свойственными им предрассудками, может, за это я и люблю ее.

– Так называемые высшие проявления ума в общем-то ничего необычного собой не представляют. Тебя же не пугает талант художника или музыканта? Так и телепатия, и психокинез – врожденные качества, и ничего с ними не поделаешь. Ты читала о людях, которые предсказывают будущее или чуют воду? В Новой Англии им издавна никто не удивляется. А человеку непривычному их свойства показались бы чем-то вроде черной магии. Я думаю, вокруг полно телепатов и психокинетиков, только они не признаются, предвидя реакцию нормальных людей.