Георгий Мартынов - Сестра Земли

Ветер срывал гребни волн; мелкая водяная пыль туманом закрывала видимость.

Самолёт упорно держался в воздухе.

И вдруг волнение стихло. Бушующие волны как-то сразу улеглись. Под крыльями была почти неподвижная, плавно колыхающаяся поверхность. Туман рассеялся.

— Берег! — отчаянно закричал Второв.

Угрожающе близко, словно вынырнув из бездны океана, на самолёт надвигался незнакомый скалистый берег.

Мельников инстинктивно рванул штурвал на себя. Но с остановившимся двигателем самолёт уже не мог подняться.

Гибель была неминуема…

Машина уже коснулась воды и мчалась, скользя на поплавках, прямо на скалы.

Весь экипаж «СССР-КС 3» находился в радиорубке. Топорков сидел у приёмника, готовый, как только прекратится проклятый ливень, возобновить связь с самолётом.

Приборы показывали, что снаружи воздух насыщен электричеством до опасных пределов. Звездолёт очутился как бы внутри огромной непрекращающейся молнии.

Грозовой фронт надвинулся на остров пятьдесят минут тому назад, и было неизвестно, когда он, наконец, пройдёт. Такой грозы ещё ни разу не было.

Белопольский, внешне спокойный, сидел рядом с Топорковым, поминутно взглядывая на часы.

Все молчали. Мысли звездоплавателей были далеко, там, где одинокий самолёт с двумя их товарищами носился в воздухе, отрезанный стеной ливня от острова и корабля.

Где он находится? На каком расстоянии отсюда? Они не знали. Может быть, грозовой фронт раскинулся на сотни километров в обе стороны.

Время шло мучительно медленно.

Но вот гроза прошла.

Топорков включил передатчик. Хотя, судя по прибору, ионизация воздуха была ещё чрезмерно велика, он всё же начал звать Мельникова на волне радиостанции самолёта. Личные рации могли отказать, если Мельников и Второв слишком далеко отлетели от острова.

Проходили минуты, но связь не восстанавливалась.

Прекратились неистовые трески. В эфире стояла полная тишина. Стрелка ионного прибора опустилась к нулю, воздух очистился от электричества.

— Говорит звездолёт! Где вы? Где вы? Отвечайте! Говорит звездолёт!..

— Немедленно приступить к сборке второго самолёта! — приказал Белопольский. — Как можно скорее!

Все, кроме Топоркова, бросились к двери.

— Пайчадзе, Андреев, Топорков и я остаёмся на корабле. Константин Васильевич! Сделайте всё, что возможно для ускорения работы.

— Слушаюсь! — ответил Зайцев.

— Говорит звездолёт! Где вы? Отвечайте! Отвечайте!..

— Если самолёт слишком далеко, — сказал Андреев, — между ним и нами мог оказаться грозовой фронт, и радиоволны не проходят.

— Как у них с воздухом? — спросил Пайчадзе.

— Для двух человек его хватит на двадцать четыре часа.

— Говорит звездолёт! Где вы?..

Шли часы…

Короткие грозы несколько раз заставляли пятерых человек прерывать работу. Нужно было не менее двенадцати часов, чтобы собрать крылья большого самолёта, и эти вынужденные перерывы взвинчивали и без того напряжённые нервы людей. Всегда спокойный и уравновешенный Зайцев ругался, как одержимый, ожидая прояснения погоды.

Белопольский не выдержал и прислал на помощь Андреева и Пайчадзе. На звездолёте осталось два человека. Это было грубейшим нарушением законов космических рейсов.

Работа шла бешеным темпом. Все хорошо понимали, что, если Мельников залетел очень далеко, найти остров в просторах океана без радиосвязи невозможно. А она всё не восстанавливалась.

Они боялись думать, что всё уже кончено, что Мельников и Второв давно погибли. Отсутствие связи объясняли грозовыми фронтами.

Последнее сообщение с самолёта гласило, что он направляется к югу. Значит, в этом направлении и следовало искать. Но для этого надо закончить сборку, выждать благоприятный момент и вылететь. Куда?..

«На юг!» — говорили они сами себе, отгоняя мысль, что «юг» — это весьма неточное понятие. Найти маленькую машину в условиях плохой видимости, при непрерывном маневрировании, чтобы не попасть под ливень, было бы чистой случайностью.

Но ничего другого, кроме надежды на такую случайность, не оставалось. Пока не пройдут роковые двадцать четыре часа, никто не прекратит попыток спасти товарищей.

Через пять часов после начала работы одно крыло уже стояло на месте. Если не помешают грозы, самолёт будет готов на два часа раньше.

Два часа! В таких обстоятельствах это было очень много!

Казалось, что природа Венеры сжалилась над гостями. Работа шла без задержек. Грозы стороной обходили остров.

У микрофона Белопольский и Топорков, сменяя друг друга, непрерывно звали Мельникова, чутко прислушиваясь, не раздастся ли ответ. Но тишина в эфире нарушалась только то близкими, то далёкими грозовыми разрядами.

— Если радиосвязи мешают грозовые фронты, — сказал Топорков, — то не могут же они быть сплошными. За несколько часов должны были образоваться просветы.

Белопольский хмурился. Мысль о гибели Мельникова и Второва всё чаще приходила ему в голову, заставляя покрытое морщинами лицо академика бледнеть, как от боли.

Он понимал, что его товарищи, изматывая силы, трудятся над почти безнадёжным делом, но приказать прекратить работу не мог решиться. Ещё шестнадцать часов Мельников и Второв, теоретически, могут быть живы…

Через девять часов двадцать минут Баландин неузнаваемо хриплым голосом доложил, что самолёт готов.

— Разрешите мне и Зайцеву вылететь на поиски.

— Ни в коем случае! — ответил Белопольский. — Спустите самолёт на воду. Полетит Топорков. Всем, кроме Князева и Романова, немедленно вернуться на звездолёт.

Он выключил передатчик, не слушая возражений профессора.

— Отправляйтесь, Игорь Дмитриевич! Никто из них не в силах лететь. Придётся вам одному. В отсутствие Бориса Николаевича я не имею права покинуть корабль.

— Я сделаю всё, что возможно, — ответил инженер и вышел из рубки.

Белопольский остался один. Он знал, что Топорков не будет ждать возвращения других на корабль, а сразу отправится к самолёту, сознавал огромную ответственность, которую взял на себя, лишив звездолёт всего экипажа. Всё может случиться на чужой планете. Но поступить иначе он был не в силах.

Возможно, что если бы дело касалось не Мельникова, Константин Евгеньевич сохранил бы благоразумие. Никто, кроме Камова, не знал глубокой привязанности молчаливого и сурового академика к его молодому спутнику в полёте на Марс. Мельников был дорог Белопольскому, как родной сын.

Не забывая через равные промежутки времени вызывать пропавший самолёт, Белопольский наблюдал по экрану за всем, что происходило на заливе. Одновременно он внимательно следил за показаниями электробарометра.

Но грозовые фронты, наделавшие столько бед, словно сговорившись, обходили остров. Погода благоприятствовала полёту.