Владимир Подольский - Звезды на дисплеях

— А в каком деле, господин полковник? Тоже в секретном?

"Вот ведь, въедливый, зараза!"

— Тоже, в секретном. Но недавно секретность была снята. Возможно, вы об этом деле даже знаете. Про "Базу Кондратенко" на Луне слышали?

— Так вы, что, тот самый…? — округлил глаза Стрижаков.

— Что значит "тот самый"? Если вы имеете в виду Василия Кондратенко, который обнаружил эту базу, то это точно – я! И опережая ваши возможные вопросы о причинах получения мною медалей "За спасение в космосе", сразу сообщу, что это дело не секретное, происходило на Луне.

Спас я своего сокурсника, который сломал ногу. И ещё у нас воздушный баллон оказался дефектный и связи, естественно, не было. Взял его на закорки и потащил к Базе. И тащил, пока у меня у самого воздух не кончился. Тут нас обоих и спасли. Никакого героизма, обычная работа. Сейчас я бы сделал лучше, а тогда был салага, моложе любого из вас. Да и не было бы у меня медали, если бы некий лейтенант-связист ревностно относился к своим обязанностям… Ну, а вторую за одно дело на Юпитере получил.

И если больше нет вопросов…?

— Разрешите вопрос? Сержант Красильников, Мастер!

"Этот из двигателистов, вроде. Плохо ещё экипаж знаю!"

— Задавайте.

— Вы не боитесь этой миссии?

— Боюсь, сержант! И всем разрешаю бояться. Но я боюсь не Космоса, он равнодушен к нам, я боюсь своей и чужой некомпетентности, разгильдяйства и верхоглядства. И если со своими, я ещё надеюсь справиться, то относительно чужих – не уверен! Потому и боюсь. Таких вот лейтенантов боюсь. Я ответил, сержант?

— Спасибо, Мастер!

— Ну, раз пошли уже философские вопросы, то тему пора на сегодня закрывать. Равняйсь! Смирно! Слушайте приказ: завершить подготовку к полёту. Докладывать о готовности мне. По завершении подготовки разрешаю краткосрочные увольнения на станцию на усмотрение руководителей подразделений. Ко времени отбоя все должны вернуться. В увольнении не болтать. На вопросы о миссии отвечать неопределённо. Отдыхать группами, не менее двух человек. Возможны провокации, поскольку все враги могут быть не выявлены. Много не пить. У кого завтра "зашкалит" давление – останется на Базе. Всем всё ясно? Вопросы? Нет… Разойдись!

Строй рассыпался. Экипаж потянулся к люку на судно. В шлюзовом отсеке снова появился фельдъегерь с Базы и вручил капитану под роспись распечатку радиограммы:

"Капитан! Я узнала вашу фамилию и вспомнила вас. Мы встречались на "Скауте", когда монтировали катапульту. Ещё раз желаю вам удачи!

Капитан сложил бланк и спрятал его в нагрудный карман. Как он ни старался, вспомнить Ольгу Макарову, но так, и не сумел. Была бы она помоложе, а на 40-летнюю тётку тогдашний вчерашний курсант, видимо, не обратил внимания.

Что же! Пора на судно. Есть ещё дела. До старта остаётся чуть меньше суток.

Без митингов и торжественных речей точно в назначенный срок "Меч-39" отстыковался от "северной" мачты Базы и взял курс в заранее вычисленную точку пространства, куда также по своей орбите стремился, сопровождаемый научно-исследовательской станцией "Дырокол", невидимый портал юпитерианского тоннеля. Трое суток занял неспешный перелёт, в ходе которого экипаж проверял и отлаживал все системы и механизмы судна, нуждающиеся в регулировке, а трое учёных вновь и вновь калибровали и тестировали свои приборы в отведённом под лабораторию "тёплом" трюме.

По плану была проведена учебная тревога, руководил которой, правда, не командир, а майор Стрижаков. Капитан посчитал себя не компетентным, в этом сугубо военном искусстве. И с удовольствием передал руководство "боевыми действиями" своему заместителю.

"Условный противник", дерзнувший бросить вызов самому современному в Системе "Мечу" был условно же поражён лазерным ударом и "сдался" под угрозой применения аннигиляторов. Экипаж сработал на "пятёрку" по мнению капитана и на "четвёрку с плюсом" по мнению его заместителя.

Учёные, к сожалению, несмотря на тщательный инструктаж, оказались не готовы к тревоге. Хотя от них требовалось всего лишь занять по сигналу места в амортизационных креслах в своих каютах. Только один из троих, профессор Зингер успел это сделать, но уже второй, профессор Ларин, забыл местоположение своей каюты. И следующий за "тревогой" сигнал "к бою" застал его почему-то в коридоре, в районе шлюзовой камеры. Там он оторвал несколько настенных и потолочных ремней, пытаясь зафиксироваться при начавшихся экстренных разворотах, торможениях и наборах скорости, сопровождавших течение виртуального боя. Впрочем, он почти не пострадал. Несколько синяков и растяжение сухожилий левой кисти не в счёт.

Третий учёный, академик Квашнин, — дядечка, лет сорока пяти – пострадал значительно сильнее. Сигнал "тревога" застал его, извините, со спущенными штанами, осваивающим индивидуальное гигиеническое приспособление, без которого люди даже конца 21 века, ещё не научились обходиться, особенно в условиях космоса. Вместо того, чтобы бросить это занятие, хотя бы и не завершённым и метнуться со всей возможной скоростью к своему креслу, к слову, находящемуся всего лишь в двух метрах от занимаемой им позиции, уважаемый академик, обуреваемый ложной стыдливостью, попытался придать себе сначала приличный, по его мнению, вид. За что и поплатился: вид его, побитого о стены и потолок, о столик и пресловутое гигиеническое приспособление, был ужасен.

Учёный был немедленно доставлен в лазарет "Меча". И, хотя по собственному утверждению сознания не терял и в углублённом лечении не нуждался, подвергнут был там всестороннему обследованию. Судовой медик лейтенант Владимир Бауэр, с молчаливого согласия командира опробовал на подвернувшемся пациенте весь комплекс штатной медицинской аппаратуры. Но, в результате, с огромным сожалением ограничился только установкой швов на рассечённые академические щёку и губу и реставрацией двух зубов. И, конечно, обработкой ссадин и синяков. В ответ на предложение врача остаться в лазарете "для наблюдения", академик апеллировал к командиру. В результате, пострадавший был выпущен под честное слово, являться раз в сутки на перевязку.

Воссоединение научных кадров в "тёплом" трюме сопровождалось бурным смехом и дружескими подначками: ведь только один из учёных сохранил свою внешность в целости, другие два, в повязках, пластырях, а Ларин ещё и с фиксатором повреждённой кисти, представляли собой незабываемое, живописное зрелище.

Зато Маркиз заслужил несколько тёплых слов и удостоился неловкой попытки поглаживания со стороны Старшого за то, что по сигналу "тревога" одним из первых, оперативно занял место в своём убежище, установленном в рубке управления. Второе такое убежище, кстати, имелось в капитанской каюте.