Станислав Гримайло - Узкие дороги космоса

— Зачем прилетел? — с такими собеседниками нужно разговаривать в их же тоне, иначе не поймут.

— Мимо пролетал, заглянул на огонек, — спокойно ответил Ворон и опять стал вертеть головой и косить глазом. Мне стало неуютно, я почувствовал себя мишенью непонятного эксперимента.

— На полчаса ходу здесь одна дорога, — подначиваю уже попугая.

— Смотря как идти, — спокойно произносит Ворон, делает несколько шагов и косится по сторонам, — можно прямо, а возможно стоит и свернуть.

— Дорога одна!

Птица переводит свой взгляд на меня, смотрит, держит паузу почти в минуту и выдает:

— Если ты видишь только одну, дело в тебе, но никак не в пути, — философски заключает Ворон, и опять начинает свой танец: несколько шагов и косится то в одну, то в другую сторону.

— И как же увидеть другую дорогу? — Ехидно спрашиваю. Вот научная экспедиция попалась! То у них оборудование древнее, то попугаи говорящие ... Потом еще окажется, что и они вовсе не люди, а замаскированные Иные!

— Чтобы понять музыку, нужно слушать, — ответил Ворон, замер, и с интересом на меня уставился.

— Чтобы увидеть дорогу — нужно смотреть? — эта разговорчивая птица точно когда-нибудь меня с ума сведет.

— Немного сложнее, — попугай делает несколько шагов, подходя поближе, — нужно видеть!

Дельный совет. Не смотреть, а видеть. В чем разница? Не понимаю.

Странный разговор. Это все реально? Или я сплю, а напуганное Лабиринтом подсознание пытается помочь найти мне выход?

— Твои слова мне никак не помогут, — делаю очевидный вывод.

— А ты в них ищешь помощь? — насмешливо заявляет Ворон.

Злость и раздражение накатывают, грозя поглотить, и я наконец задаю тот вопрос, с которого и следовало начинать этот безумный разговор:

— Да кто ты вообще такой?!

Попугай надувается, распушая перышки, становясь похожим на небольшой пушистый мячик:

— Я Ворон!

Имя звучит так грозно и совершенно не вяжется с этим пернатым колобком. Вот был бы побольше, клюв погрознее, глаза пострашнее и лапы покогтистее — вот тогда да. Стоп, о чем я думаю?

Иногда, в самые сложные моменты жизни, в тяжелых и опасных ситуациях, нападает дурашливость. Начинаешь смеяться над тем, от чего в обычный период сбежал бы сломя голову, дразнить судьбу, не обращая внимания на явные намеки будущих неприятностей и вообще делать то, чего стараешься никогда себе не позволять. Вот и сейчас, заблудился в Лабиринте, схожу с ума, разговаривая с черным попугаем, а так и тянет добавить в рифму к грозному имени не менее гордое название очень распространенного на Элегии животного.

Видимо Ворон высмотрел что-то на моем лице и его взгляд из насмешливого стал грозным, он взлетел, резко подпрыгнув, и выкрикнул:

— Прошлое ведет в будущее, глупый человек!

Сделав пару кругов под потолком, попугай разогнался и с диким клекотом ринулся в атаку. Выставив руки, в надежде перехватить взбесившуюся птицу, я дернулся в сторону и резко стал заваливаться на бок...

Пробуждение вышло не очень приятным. Я в очередной раз во сне умудрился съехать с теплого насиженного места и больно удариться. Еще и снилось непонятно что. Вроде попугай прилетал...

Потревожив флягу, допил остатки остывшего кофе и мысли немного прояснились. Сон удалось вспомнить очень детально, каждая фраза Ворона отпечаталась так, будто это происходило наяву. Но в одну картину это не слаживается: думать, слышать, видеть, прошлое в будущее... Только одна безумная мысль появилась: я шел, думал о своем, слушал свое внутреннее я, спорил с профессором в своих мыслях, не видел куда иду, полагался только на страховочную нить, старательно сворачивал направо. Может это и есть выход? Закрепить молекулярную нить, погрузиться в себя и мерно переставлять ноги? Больше вариантов и идей нет.

Встать, отряхнуться, проверить амуницию — все это заняло мгновение. Развернувшись в направлении к исследовательскому модулю (по крайней мере, хотелось в это верить) я бодро затопал по тоннелю. Для чистоты эксперимента, стал вспоминать продолжение той беседы, из-за которой на всех парах и отправился в путешествие по Лабиринту...

— Это вы не понимаете, — хмыкает профессор, делает глоток из кружки и продолжает, — вот скажите, Джейми, на что вы потратили последние семь лет вашей жизни, если лания, крептония и кателиния не существует?

Я сначала не понял. Как это не существует? А что я тогда вот уже семь лет с завидным постоянством привозил на КС-5? Никому не нужные осколки метеоритов? Нет, точно, профессор меня отвлекает таким способом от игры, мешает сосредоточиться.

— Нас тоже не существует? — Ехидно интересуюсь.

— Почему же? Мы реальны, как и все это, — Террайн повел рукой, указав рукой на гору пустых коробок в углу пещеры, — в ситуации с этими дорогостоящими металлами просто сделано небольшое преувеличение.

Мне стало смешно, и я расслабился. Юмор этих ученых нужно учиться понимать! Но последняя фраза профессора все же требует уточнения:

— Что за преувеличение?

— Вы помните о теории дуального строения Вселенной? — Кивком подтверждаю, и Террайн продолжает, — предположим, что много тысяч лет назад в звездной системе Элении произошел катаклизм поистине чудовищных масштабов. И в результате буйства запредельных энергий у частиц вещества немного изменились показатели временного поля. Получилась ситуация, когда некоторые металлы чуть-чуть изменили свои свойства, да так, что определить это изменение практически невозможно.

— И что?

— Когда эти вещества обнаружили, предприимчивые первооткрыватели захотели увековечить себя в истории человечества и дали им свои имена. Естественно, ученый совет провел все необходимые исследования. В итоге это признали всего лишь местной аномалией.

— А почему тогда в таких масштабах ведется добыча этих, по вашим словам, бесполезных металлов? — Я уже еле сдерживаюсь, чтобы не заржать на всю пещеру. Профессор таким рассказом пытается меня отвлечь от игры, но у него ничего не выйдет! Еще пару ходов и держись!

— Этот вопрос следует задать не мне, а совету Элении, — мастерски Террайн уходит от ответа.

— А анаптаний? — теперь уже я не даю профессору продумать свой следующий ход, отвлекая его разговором.

— Это всего лишь серебро, обладающее поистине уникальной способностью к удерживанию всех известных излучений, — делает Террайн уверенный ход и ломает все мои планы на неожиданную опасную атаку.

— И получить анаптаний в лаборатории невозможно? — пробую обходным маневром провести запланированную комбинацию.

— Совершенно верно, — очередной ход профессора ставит меня в еще больший тупик: теперь нужно продумывать стратегию обороны...

— Видите ли, Джейми, — комбинация профессора набирает сил, и я понимаю, что отбиться от этой атаки будет очень сложно, — если обычную руду добывают таким способом — это кому-то выгодно. Работать в убыток никто не будет. А добыча анаптания невозможна не из-за сложности условий на Черной Звезде, а из-за полной бесполезности добытого. Небольшой кусок этого металла на Черной Звезде будет анаптанием, а на Элегии за пару дней превратится в обычное серебро. Эта, так сказать, мутация металлов, сохраняется лишь в месте их большого скопления. Поэтому в облаке те куски метеоритов, что добывают киперы, содержат только обычные металлы, пусть и носящие гордые названия своих значительно более дорогих собратьев.