Андрей Ливадный - Черная Луна

— Заглянули поздороваться, полковник? — подняв глаза, осведомился он.

— Нет, господин генерал! — Тон Фроста вдруг стал сухим и официальным. — Я прилетел по делу…

— Стоп! — Дорохов сцепил пальцы рук в замок, как нередко делал это в моменты неприятных разговоров. — Не нужно говорить, что вы нарушили границу минных полей намеренно. Это может только усугубить дело.

— Плевать, — внезапно заявил Фрост. — Я прилетел сюда по поручению президента Элио Антона Эдуардовича Вербицкого.

На этот раз удар достиг цели.

Дорохов побледнел.

— Я привез с собой некоторые документы. Часть из них касается вас лично, генерал. — Фрост сделал едва уловимое движение, как фокусник, что демонстрирует публике свой трюк, и на его ладони оказался крохотный микрочип.

— Меня обыскивали, — поспешил сообщить он, предупреждая вопрос генерала. — Ваши люди не виноваты.

— Это шантаж? — в лоб спросил Дмитрий Алексеевич, взяв со стола чип и зажав его между большим и указательным пальцами.

— Нет. Скорее верительные грамоты, — Фрост говорил спокойно, но для этого ему понадобилось все наработанное годами самообладание. Ведь он знал то, о чем Дорохову еще только предстояло узнать, и мир в его сознании не переставал балансировать на зыбкой грани уничтожения. — Посмотрите эту видеозапись, прошу. Тогда нам будет легче понять друг друга.

Дорохов, несколько поколебавшись, все же вставил маленький носитель информации в считывающее гнездо терминала.

Фрост, наблюдая за ним, откинулся в кресле.

Если бы Дорохов знал, сколько человек сейчас ждут в томительном неведении результатов их разговора.

Космический флот планеты Элио в этот момент занимал пространственные позиции в двух световых днях от базы «Черная луна».

— Даша, я отправил на Дабог людей, — Антон развел руками, давая понять что большее сейчас не в его силах. — Канал телеметрии оборван, истребитель, на котором должна была отступить группа, стартовал. Дениса вытащили!

— Никто из них не вернулся, Антон.

— Это плохо, но еще не безнадежно. Операция прошла не так, как планировали. Наш резидент со Стеллара сообщил, что весь уровень блокирован. Там произошло крупное столкновение. Но ведь машина-то ушла со Стеллара! Кто-то же ее вел!

— Да, я понимаю. И тоже надеюсь. Но ты можешь ждать, а я нет. Для тебя главное — это мир. Для меня — Денис. Я знаю, что такое виртуалка, и знаю, как из нее «вытаскивают». Если истребителем управлял Денис, то он может быть где угодно. Нельзя поручиться ни за его психику, ни за здоровье. Но если он жив и остался в здравом рассудке, то он прилетит на Дабог. Именно там назначена встреча. Воюй за мир, а я полечу туда и буду ждать…

— Даша, пойми, там все еще небезопасно. Много недезактивированных зон, мутировавшая жизнь. Ты не узнаешь этот мир. Там не осталось ничего от твоей прежней родины.

Она кивнула.

— Я понимаю. Но мой долг быть там. — Она оставалась непреклонна, и Антон понял — ее не удержать.

— Хорошо… — скрепя сердце согласился он. — Я дам тебе корабль и группу сопровождения.

— Не нужно. — Даша подняла голову и вдруг улыбнулась, хоть на душе и скребли кошки. — Я лечу домой, Антон. Со мной пойдет только Хью. Мы справимся. Просто прикажи доставить нас туда и пообещай, что дашь знать, если Денис появится в другом месте, ладно?

Вечер подкрался незаметно. Теплый ветерок ласкался, льнул к коже, мягко гладил лицо.

Денис уже час как брел по свалке, меж изъеденных временем корпусов старых космических кораблей.

На его памяти их было не так уж много — десятка полтора максимум, но сейчас он не видел конца этим обветшалым, обезображенным коррозией остовам.

Кладбище за космопортом разрослось за время войны. Здесь стояли те корабли, что садились на Кьюиг и больше не могли взлететь.

Взгляд скользил по темной броне, местами содранной, местами сохранившейся, и Денис остро чувствовал, что он скорее принадлежит этому месту, чем новой послевоенной реальности. С ним поступили так, как порой делали с кораблями, что лежат на подобных свалках. Ремонтировать их накладно и бессмысленно, поднимать в космос и хоронить на каком-нибудь планетоиде слишком дорого, вот и стоят они тут, став артефактами человечества, быть может, пройдут тысячелетия, и какое-либо инопланетное существо будет с удивлением и страхом смотреть на них, гадая, что за судьбы прожиты этими монстрами с потрескавшейся и опаленной керамлитовой шкурой…

Денис свернул в своеобразный проход меж беспорядочно разбросанными, вросшими в почву космическими судами, среди которых в основном преобладали малотоннажные машины, и остановился.

Сквозь сгущающиеся сумерки он увидел освещенную несколькими прожекторами площадку. На ней в самодельных лесах стоял гиперсферный истребитель — маленькая, лишенная всяческих удобств машина, которую во время войны называли просто «камикадзе». Собственно, и не истребитель даже, так, тесная кабина со скудным набором аппаратуры, накрепко соединенная с секцией гипердрайва…

Внезапно в днище укрепленной в лесах машины со звоном откинулся люк, и оттуда на землю спрыгнул старик в синем, испачканном маслом комбинезоне, с тряпкой в руках.

Заметив Велехова, что стоял на границе освещенного прожекторами круга, он не удивился и не выказал никакого страха, а лишь кивнул ему, сделав неопределенный жест, мол, подожди немного, сейчас освобожусь…

Очевидно, посетители тут бывали, и достаточно часто.

Денис сел на перевернутый пластиковый ящик.

На душе было тягостно, словно там при каждом шаге, каждой мысли взбаламучивался мутный отстой воспоминаний.

Оказывается, у человека есть лишь одна попытка вернуться в жизнь. По крайней мере, так казалось Денису. Он смотрел на серебрящийся меж перекладинами лесов корпус истребителя и болезненно осознавал, что истратил ее на борту виртуальной «Иглы», поверив фантому генерала Дорохова.

Сколько раз душа человека может пережить осознание собственной смерти и последующего воскрешения?

Он сидел, понуря голову, уже забыв о старике, что скрылся по другую сторону закованной в леса машины.

Денис вспомнил все. До мельчайших, леденящих душу подробностей. Его использовали, как куклу, как старый корабль, который вот так подлатают, вернут ему герметичность, напичкают аппаратурой и без жалости спалят в горниле какой-нибудь звезды ради получения интересующих данных…

А что случится, если он не сгорит, собьется с намеченного курса и закружит по собственной орбите, да еще обладая запредельным, не укладывающимся ни в голове, ни в сердце знанием?

Слова Ланге, оброненные в лаборатории, жгли Дениса, не давая ни секунды покоя.