Андрей Лазарчук - Предчувствие: Антология «шестой волны»

Под солнечной рябью шевелились чёрные водоросли. Таня разулась, поплескала ногой. Мелкая, по щиколотку вода уже прогрелась. Таня торопливо зашлёпала вдоль берега. На дне лежал ещё лёд, и от холода сводило ноги. Тонкий слой прогретого ила продавливался между пальцами, всплывала бурая плёнка, прилипала к лодыжкам. К запахам соли, талой воды, брусничного листа примешивался тяжёлый дух нефти.

Выбравшись с берега бухты, Таня припустила по тропе, ведущей на сопку. Пропетляв между зарослями кедрового стланика и кривыми лиственницами, свернула к покосившемуся забору с остатками колючей проволоки поверху. За оградой в сухих зарослях полыни и пижмы прятался неряшливый бетонный куб здания, на крыше которого и стоял локатор. Таня, закинув голову, ещё раз посмотрела на зелёные неподвижные решётки, прикинула направление ко входу, и, зажмурившись, побежала через двор. Поговаривали, что на территории локатора есть какое-то излучение, от которого можно ослепнуть. Таня, конечно, в это не верила, но испытывать на себе не хотелось. Она нащупала открытый засов и изо всех сил потянула. Дверь, почти вросшая в землю, подалась с тяжким скрипом, Таня заскочила внутрь и наконец открыла глаза.

— Ты с ума сошёл, — говорила жена, — что я одна делать буду? А если убьют тебя на материке? Ребёнка без отца растить?

— Люди помогут, — отвечал Пельтын, отворачиваясь.

Жена голосила, напирая огромным животом, и он уходил из барака. Подолгу сидел, глядя на плакат. «Больше нефти для наших танков, самолётов, кораблей!» — призывал румяный рабочий. Пельтын вздыхал. В сумерках метались огненные отблески факелов — жгли газ, мешающий добраться до нефтяных пластов. Последнее время огонь пугал Пельтына.

В щелястых стенах клуба дрожал свет — там инструктор по гражданской обороне снова крутил фильм с горящими нефтяными промыслами далёкого юга, объяснял, что делать, если вдруг начнётся бомбёжка. Получалось — сделать ничего нельзя. Рыжий, всегда бледный лейтенант, сильно хромавший на правую ногу, спохватывался и говорил, что так далеко на восток врагу не пройти. «Больше нефти, товарищи, — повторял он как заведённый, — давайте больше нефти!» Из клуба вываливались носатые рабочие, растревоженные видом родных прикаспийских степей, искорёженных воронками. Над городом полз густой запах нефти, и Пельтын снова чуял в нём тухлятину.

Пельтын ждал. Посмотрев учебный фильм одним из первых, он, потрясённый, долго наседал на инструктора. Лейтенант вяло отмахивался и предлагал действовать по общему плану, но Пельтын не успокаивался. Наконец измученный отчаянными вопросами начальник, чтобы как-то отделаться от назойливого гиляка, рассказал Пельтыну о волшебных машинах — локаторах, которые умеют говорить о подлетающих вражеских самолётах задолго до того, как об этом скажут глаза и уши. В клубе висела древесная пыль, пахло тающим снегом, бензином, мёртвым мясом, и Пельтыну страшно было даже подумать о том, чтобы вернуться на буровую. Он хотел работать на локаторе. Защищать и предупреждать. «Так ведь не поможет», — с отчаянием говорил инструктор, глядя на свою искалеченную ногу. «Хотя бы знать заранее», — отвечал Пельтын, хмурясь и чувствуя, как холодным ужасом сжимает сердце. В глубине души он верил, что — поможет. А ещё хотел сбежать куда-нибудь, где не будет пахнуть нефтью. Всё чаще Пельтын вспоминал лебедей, перепачканных маслянистой плёнкой, и сам себе казался лебедем, глупым лебедем, не улетевшим от города на север, в стойбища, куда доходили только смутные слухи о войне. «Запах тухлятины приманивает хищников, — бормотал он, — но я научусь узнавать о том, что они идут, и всех предупрежу. Мы успеем улететь». По ночам ему снились самолёты, похожие на поморников, горящие сопки и лебеди, растерзанные острыми черно-жёлтыми когтями.

В здании локатора было сумеречно, пахло водой, плесенью, прелой хвоей. В углу светился зеленоватым экран; иногда что-то попискивало. Таня положила на стол пирог, вытащила из кармана самодельную открытку-аппликацию: звёзды и самолёт на бархатной бумаге.

— Вот, деда, мама тебе пирог передала. Поздравляем тебя с наступающим Днём Победы, — она положила открытку рядом с пирогом. — Это я на уроке труда сделала. Вот.

Таня помялась, глядя на мерцающий экран. Потом засуетилась, вытащила из-под стола растрёпанный веник. За зиму комнату занесло мелким лесным мусором, под дверью лежал пласт подтаявшего снега. Таня заскребла веником по цементному полу.

— Я, деда, завтра на демонстрацию пойду. У меня есть флажок и два шарика… — она поддела совком снег и вывалила на улицу. — Позавчера задали сочинение про войну, я написала, что ты про это говорить не хочешь, и мне поставили двойку, но мама не сильно ругалась. А ещё завтра памятник открывают. Там будет факел всё время гореть…

Таня вымела мусор за дверь и огляделась. У стены сквозь пыль масляно поблёскивали банки консервов — их трогать не стоило. А вот пакеты, лежащие в углу стола, нужно было убрать. Таня потянула ближайший свёрток, и в нос ударил запах гнили. Стараясь дышать ртом и не забывая жмуриться, она поволокла остатки еды к яме в углу двора. Пакетов набралось много: на локаторе не прибирались с середины лета, и гостинцы копились, превращаясь постепенно в неаппетитное месиво. Несколько пробежек по двору — и стол очистился. Таня смахнула пыль, передвинула пирог на середину и присела перед экраном, аккуратно возя тряпкой по стеклу.

— А ещё, деда, я поссорилась с Юлькой… Она первая начала — сказала, что ей дедушка подарит большую куклу, а у меня дедушки нет, и куклы не будет, а она мне поиграть не даст. Ну и не надо! Я ей про тебя рассказала, что ты на локаторе работаешь, а она сказала, что локатор заброшен с самой войны, ей дедушка рассказывал, как его построили и сразу почти бросили, потому что работать некому было… Чепуха какая! А я ей сказала, что у неё дед хромой и рыжий, и старый совсем, а она меня дёрнула за волосы, а я её. Мама потом сильно ругалась и отшлёпала… А Юлька всё равно чепуху говорила — просто у тебя же работа секретная, вот и не знает никто…

Таня болтала взахлёб, отворачивалась от экрана, хмурилась. На самом деле слова подружки сильно задели её. «Ничего, я проверю — уже завтра, — в который раз подумала Таня. — Всё она врёт». Очищенный экран светился ярче, подмигивал, утешал. Таня улыбнулась и пальцем стёрла последний штрих пыли в уголке.

Накануне отъезда к Пельтыну заглянул лейтенант и с таинственным видом повёл на безлесый холм рядом с бараками. Ткнул рукой на восток, в сторону моря, где мягкими серыми волнами поднимались сопки. «Вон на той, самой высокой, поставят локатор, — сказан он Пельтыну. — Выучишься — возвращайся. Будешь нас охранять».