Наталья Нестерова - Аукцион Грёз

Словом, Джек попал из своего искусственного города под куполом в искусственный мирок суровых парней, где женщин было еще меньше.

И вдруг - Марита!

И тем не менее, я был рад бросить бразды управления ситуацией в крепкие руки Анджелы. В тишине, безусловно, спать предпочтительнее; но лучше спать под тихий бубнеж и периодические вспышки приглушенного смеха, чем не спать вовсе или валяться в наркотической отключке.

Встав часа через полтора, я полез на улицу, потому что в такой плотной компании отлить в биотуалет не представлялось никакой возможности.

Марита, хитрюжка, была в курсе кое-каких моих личных секретов. Она заварила травки Ашо второй раз, и поделила настой поровну. Я буркнул что-то про возможность аллергии, и снова рухнул без сил на лежанку. И мгновенно вырубился.

Сны посетили. Даже цветные.

...Жарко. Солнце печет спину через тонкую рубашонку. Я сижу верхом на ноге изящного господина, который волшебным образом оказался моим дедом. Нога покачивается - и поверьте, нет на свете аттракциона лучше.

Я вижу и вторую пару ног, - это ноги отца. Но если дед обут в высокие ботфорты, к которым он пристрастился на Мицаре, то камуфляжка отца заправлена в тяжелые шнурованные ботинки.

И если каблуки на обуви деда мне всегда казались попросту данью моде, то отец явно старался толстыми подошвами добавить себе росту.

Но тогда я о таких вещах не думал. Понимание пришло позже. Восхищение дедом и любовь к отцу. Первый относился ко мне снисходительно-доброжелательно, с откровенно симпатией; второй же от меня шарахался. Так было. И так осталось по сей день.

А тогда, тогда - я впервые попал во Дворец в Песках, или Лабиринт у Озера. В место, которое очень постаралось, но так и нее стало моим домом.

- ...Что тебе стоит? Ты любишь возиться с малышами.

- Люблю, тем более этот малыш того стоит, он определенно в меня, - нежно говорит дед, - но видишь ли, у меня есть некоторые планы вне планеты. А с собой я взять его, прости, не могу. Но что за беда, - поручим его Никому и Ашо, воспитают в лучшем виде. А если хочешь, перешлем его Дане на Аврору.

- Дане только моего пацана не хватало, - ворчит отец. - Она воспитает, да, мало не покажется. Может, лучше Таис и этому бездельнику с Мицара, которого ты пригрел, пристроим?

- А мама скоро приедет? - наивно, как любой ребенок, спрашиваю я, сообразив, что, как-никак, речь идет о моей судьбе.

Затихают.

Отец не набрался смелости ответить.

Он так и не рассказал, что же тогда произошло. Как получилось, что он, великолепный пилот, знающий планету как свои пять пальцев, вылетел из дальнего селения вместе с напуганной молодой женщиной, которая когда-то немного развлекла его, и спящим ребенком в одеяле, а прилетел в Лабиринт уже только с ребенком. Без женщины.

А я не рискнул спрашивать.

Зато дед всегда был смелым. Смелым и нежным.

- Малыш, мама не вернется, - сказал дед, поднимая ногу выше, чтобы мы могли смотреть в глаза друг другу. - Тебе придется как-нибудь поладить с нами.

- Мама никогда не вернется? - я, четырехлетний, цепляюсь за колено, и умоляюще смотрю в сине-серо-зеленые переливающиеся глаза деда. - Никогда-никогда?

- Да, малыш. Ты уже достаточно большой, чтобы понять, что так бывает. - Дед протягивает ко мне руки, берет на колени, обнимает. Это великолепное убежище. Тут можно даже смириться с потерей мамы, которую я и так видел урывками между работой и тяжелыми домашними хлопотами. Но я неуверенно хныкаю, прижав смуглую, опаленную яростным солнцем родной планеты щеку к кружевному жабо.

То ли разреветься, как хочется.

То ли быть "смелым мальчиком", как учила мама.

Ласковая легкая сухая рука гладит меня по голове.

Силуэт в камуфляжной форме плавится, дрожит на солнце. Отец отошел к перилам просторного балкона и смотрит на пустыню планеты Ат-Уны. Не оборачивается. Дед мягко целует меня в наголо обритую макушку и плотнее прижимает к себе, словно защищая от неведомой опасности.

Отец, не оборачиваясь, говорит:

- В шесть отошлю в Коридоры. Как ты поступил со мной, - в его голосе нет укоризны, отец остался в убеждении, что Коридоры Рока, монастырское воспитание - это самое лучшее и правильное, что только могло с ним случиться. Дом - для девочек. Коридоры Рока - для мальчиков.

Рука деда ласкает меня по спине и голове.

- Как скажешь, - задумчиво говорит Канцлер. - Как скажешь. Но я бы посмотрел на малыша, какой он, что из него вырастет ...

- Какая разница, - говорит отец, не оборачиваясь.

Какая разница? Да, в сущности, никакой.

Отцу нет никакой разницы, что я из себя представляю.

Наутро в палатке было пусто и убрано. И довольно прохладно. Я проспал момент, когда теплая компания разошлась.

И вот когда я, наконец, подошел наутро к стенке, достаточно бодрый и готовый к трудовым подвигам, я увидел свои синие ночные отметки. Пепел оставлял в организме очень заметные следы - сине-серые точечки на языке, плюс - спустя какое-то время окрашивал мочу в красивый голубой цвет. Отчасти поэтому его повсеместно разрешили. Явное не представляет угрозы. Тайное страшнее.

Так вот, разводы во льду подозрительно поблескивали.

Я пригляделся...

Потом с досадой подгреб свежего снежку и тщательно утоптал это счастье в несколько слоев. Золото-брильянты. Нечто вроде. Как накаркал. Спасибо, не надо.

Постоял, подышал воздухом. Посмотрел на палатку шихи. Там нынче было как-то потише.

Посмотрел на палатку Джека.

Из палатки Джека выбрался человек в клочковатой шубе, маске и шапке, и быстрым шагом отправился вверх по Ленте.

Я пару мгновений смотрел вслед Марите. Затем поднял инструмент.

Раз, два...

На руки вывалился осколок льда с застывшим внутри клубком цепочек. Что же, день начинался неплохо. Я отложил добычу, поплотнее перехватил ледоруб и ринулся на заработки.

На душе стало пасмурно.

Мне надо было немного подумать и с кем-нибудь поговорить. Просто по-человечески.

Джек для этой цели больше не подходил.

*

Два дня я сознательно трудился. И умственно, и физически. Ночами валялся возле небольшого компьютера. Днями колол лед, вживался в среду. Среда должна была бы уже понять, что любви у нас с ней не получиться; но климат от этого не смягчился...

Признаться, мне как-то не верилось, что тут народ целыми месяцами ничего не добывает, - однако получите-распишитесь. И на моем участке пошел пустой лед. Красивый, искристый, но совершенно пустой. Колоть его ради спортивного азарта было любопытно - но не более того. Мышцы постепенно приспособились к новому виду нагрузки. Попутно я приноравливался к свойствам льда, придумывал новые приемы работы.

Однако становилось скучновато. Меня даже посетила осторожная мыслишка относительно того предмета, который поблескивал из-под знаменательных синих проталин; но я лишь плотнее утоптал это место. Тем более, что старатели, раскупившие мою удачу, понемногу несли обещанную плату, - и вещи попадались вполне приличные. С самых разных миров.