Игорь Хорт - Шахтёр

«Европейской компании на работу, связанную с риском, требуются мужчины и женщины от двадцати трёх до тридцати пяти лет. Работа и проживание на контрактный период вне России. Оплата от трёх тысяч долларов в месяц. Желающие могут обратиться за дополнительной информацией по телефону: 994–3489–6987».

Егор, окончив Государственную Медицинскую Академию, получил распределение в один из многих районных центров N-ской области. Ехать в тьму-таракань не хотелось, да и не требовалось. Времена поменялись. Найдёшь работу по специальности, работай. Не можешь заработать на жизнь в городе, отправляйся в район. Врачи никому не нужны. Зарплата ниже плинтуса, на жилплощадь не рассчитывай. Перестройка…

С трудом сдав государственный экзамен, Егор неделю праздновал с друзьями, такими же докторами, это событие. Выдача синего диплома и значка о высшем медицинском образовании, обязательных атрибутов молодого врача бывшего Советского Союза пролетела в полупьяном угаре. Нельзя сказать, что Егор пошёл учиться не по призванию. Он хотел быть врачом, хотел лечить и приносить пользу людям и обществу. Перестройка резко поменяла приоритеты. Страна, бывшая когда-то единой, развалилась на глазах. Руководство теперь вместо светлого коммунистического будущего звало в не менее светлое капиталистическое. Народ, как-то сразу ставший никому не нужным, обдумывал варианты выживания…

Найдя в тарелке с бычками, стоящей на столичной газете с рекламой и объявлениями, серьёзный на его взгляд окурок, Егор расправил его, размял затвердевший за ночь в нём табак, тяжело вздохнув, закурил. Голова не работала абсолютно. Требовалось срочно принять лекарство. Возникло чувство, что лекарство есть, оно приготовлено заранее, надо просто вспомнить, куда его поставил вчера вечером Артём, сосед по комнате. Напряжение мозговых извилин результата не дало. В памяти возникали картины двух– или трёхдневной давности, вчерашний вечер отсутствовал целиком…

Утреннюю тишину в общежитии нарушили голоса в коридоре. К дверям комнаты подошли, открыли её пинком, да таким, что посыпались крошки извёстки и цемента. Дверной блок выдержал и не упал вовнутрь комнаты, хотя мог. В комнату вошли Артём с Давидом.

— Здорово, Егор, — Артём кисло усмехнулся. — Ты как? Живой?

Егор пытался кивнуть, но помешал бычок, пальцы обожгло остатком сигареты без фильтра, и вместо приветствия из глотки вылетел трёхэтажный мат. Бычок был отброшен в сторону с проклятьями и пожеланиями ему зла…

— Живой, — сам себе под нос буркнул Артём, залез в шкаф и долго там копался. — Вот! А ты боялась, даже платье не помялось. — Из шкафа показался довольный сосед по комнате с бутылкой в руке. — Полбутылки всего, правда, но нам хватит. Садись, Давид.

Грузин Давид Аркацвали, тоже закончивший в этом году институт, осторожно огляделся, ища место, куда уронить своё заднее место, вытащил из-под стола единственный целый стул и сел на него, перегородив своим внушительным телом все выходы и входы в комнату.

— Дверь закройте, — выдавил из себя Егор.

— Зачем? Сейчас Вован с кентом зайдут, — Артём разлил в три стакана остатки из бутылки. — Ты хоть помнишь, о чём мы вчера договорились?

— Туманно… — Егор убрал с табуретки на пол тарелку с окурками, снял газету с рекламой и, поставив табурет у стола, сел.

— Ну, с богом, — Егор, Артём и Давид подняли стаканы, не чокаясь, с размаху вылили содержимое в свои утробы.

Водка покатилась по пищеводу, обожгла желудок. Стакан вернулся на своё место.

— Жесть. Вот гадость. Как её люди пьют, — Артём уже копался в пустом холодильнике.

— Артём, там макароны где-то были, — скривился Егор, опохмеляться он не любил, но и терпеть и мучаться целый день, не хотелось.

— А, да, — Артём быстро налил в кастрюльку воды и поставил на плитку. — Короче, будут макароны по-флотски. Банку тушёнки обещал вчера Вован.

В подтверждение слов Артёма в коридоре общежития послышались новые голоса. Эти голоса Егору удалось опознать: Вован и его земляк Игорь, студент стоматологического факультета с соседней общаги. Зашли в комнату. Сдвинули Давида с прохода. Вернее Давид сам сместился вместе со стулом: Вован мог протопать и по Давиду. Тоже немаленький, наглый, самоуверенный и, самое главное, драчливый. Помахать кулаками, хлебом не корми. Авторитетов для Вована не существовало: борзый.

Оба были уже навеселе. В руках стоматолога заманчиво покачивалась авоська с пятью бутылками водки и бутылкой коньяка, гадости неимоверной, с пятью звёздами. Вован тоже не подкачал: булка хлеба, банка тушёнки, две банки шпротов. Утро начало набирать обороты и обещало быть приятным. Закипела вода. Последняя пачка макарон была сварена под весёлые воспоминания вчерашнего дня. Артём слил воду в какой-то таз, и, перемешав горячие макароны с тушёнкой, пытался слегка поджарить эту смесь на сковороде, но ему не дали. Ждать никто не хотел.

— Горячее сырым не бывает, — Вован уже открыл бутылку, добавив к трём стоящим на столе одиноким стаканам две кружки-подружки, булькал водку по таре. — Давай на стол харчи, со вчерашнего дня не ели, язву бы не нажить. Да и вам надо зубы поточить перед дорогой…

— Вздрогнем, — ещё полстакана палёной водки прокатилось по пищеводу Егора, настроение начало быстро ползти от отметки с названием «похмельный синдром» к границе с названием «утренняя пьянка».

— После второй правильные люди не закусывают. Нечего водку и харчи переводить, — остановил Давида Вован, тот хотел зацепить вилкой огромную макаронину в сковороде. — Подожди. Вишь, Артём наливает.

Давид что-то промычал нечленораздельное, но вилку из рук выпустил и от гигантской макаронины отстал.

— Ты смотри, каких монстров делают на нашем хлебозаводе, — макаронина привлекла теперь внимание Артёма, длиной почти двадцать сантиметров, отваренная, она в диаметре стала не меньше трёх сантиметров. — Экая вальяжная боярыня. А мука хорошая, видишь, не развалилась на части! Держит честь макаронной фабрики.

Вторая бутылка, лишившись своего содержимого, была отправлена в шкаф, а коллектив, уже изрядно повеселевший, громко стукнул стаканами. Ещё сотня грамм ядрёного напитка пошла проверить состояние желудка и внутренних органов Егора. За несколько минут сковорода с макаронами была зачищена от содержимого, а собравшиеся у стола в полном объёме почувствовали прелесть жизни.

К удивлению Егора, оставшиеся три бутылки водки были аккуратно уложены в пакет вместе с двумя банками шпротов и остатками буханки хлеба. Артём закинул в сумку раскладной нож, пару ложек и, посмотрев на Егора, поинтересовался: