Виктор Гутеев - Посеяв ветер

— Человек, о котором ты говорил, этот землянин, Вольнов?

— Да, он командовал группой, доставившей на Вию вирус, он же в числе прочих покинул её на чужом корабле.

— Знаешь, — услышал адмирал досаду в голосе президента, — во всю мою картину событий не вписывается один-единственный штрих, а именно этот самый Вольнов. Не могу понять, с какой целью он у нас объявился. С одной стороны, всё ясно, побег заключённых, слепой маршрут поисковика — и вот он здесь. С другой — почти всё странное, произошедшее за последнее время, хоть как-то, но связано с этим человеком.

— Ирония в том, — подхватил адмирал, — что за парнем тянется такой шлейф подвигов, что ему впору ещё одну комету вешать и объявлять заслуженным гражданином Республики.

— Всё ещё думаешь, что его используют втёмную?

— Почти не сомневаюсь, Дэйсон не выпускает Вольнова из поля зрения — и ничего. Никакой настораживающей информации, он просто дерётся и делает это умело.

«Да говорю тебе, это — Слуерен».

«Какой к халу Слуерен, ты чё головой за камень зацепился».

Звучащий на грани слуха диалог с вернувшимся сознанием приобрел смысловой оттенок.

«Во, комбат шевельнулся, подожди-ка, Слуерен недоделанный».

Послышался шум потревоженных камней и приглушённый стук упавшего тела.

«Да чтоб тебя, — выругался напоминающий кого-то голос, — разбросали тут».

В черепной коробке стоял ком, но с каждым глотком воздуха голова прояснялась.

— Командир, вставай, — сказал Пакшес и бесцеремонно отвесил Алексею несколько звонких пощёчин.

Хлёсткие удары окончательно привели в чувство. Открыл глаза. Взглянул на нависшее над ним небритое лицо Пакшеса и перевёл взгляд выше. Бездонная синева с редкими облаками так походила на милое сердцу земное небо. Впечатление портил заслонивший часть его Пакшес, которого на Земле быть никак не могло.

От рукоприкладства Пакшеса щеки начали гореть и чесаться. Запустив пальцы в недельную щетину, Алексей почесал зудящую кожу и вновь остановил взгляд на ротном.

— Ещё раз протянешь руки, оторву.

— Оторвёшь, — охотно согласился Пакшес, — ты, комбат, главное, не спеши, сразу не вставай, присядь, осмотрись, а после вместе подумаем как, что и кому оторвать.

Что-то в тоне ротного, а главное, в его взгляде, Алексею очень не понравилось. Думая, что именно, всмотрелся в его лицо и вздрогнул от неожиданности. Вздрогнуть заставила не столько харя ротного, сколько фон, на котором эта харя загадочно ухмылялась. Мысль, что в местности, где они совсем недавно были, небо отнюдь не голубого цвета, обухом ударила по голове. Подскочив, Алексей завертел головой.

— Твою мать, — только и смог он вымолвить, когда закончил озираться по сторонам.

— Да-а-а, — присаживаясь на соседний камень, протянул Пакшес.

Захваченный открывшимся видом, Алексей не слушал. Сразу стало ясно, что они находятся на плоской, где-то двести на триста метров, площадке, венчающей вершину горного пика. С точки зрения землянина, вертикально торчащие на многие сотни метров каменные пальцы, горами назвать было сложно, но и справа и слева Алексей видел тысячи подобных пиков, образующих серую, терявшуюся в дымке горизонта горную гряду.

Ясный летний день давно перевалил за половину, но клонящееся к закату светило всё ещё насыщало извилистые ущелья и плоские макушки пиков дневным теплом и светом. Алексей быстро понял, что их занесло на вершину одного из пиков. По бокам и за спиной возвышался гигантский каменный лес, а впереди край площадки слился с разбавленной редкими облаками небесной синевой.

— Что с Крымски? — разглядев среди камней лежащего на спине обнажённого электронщика, спросил Алексей.

— В сознание пока не пришёл, но вроде дышит.

— Где мы?

— Тарин, — вместо ответа крикнул Пакшес.

Стоящий у края площадки боец обернулся.

— Сюда иди.

Неуклюже прошлёпав голыми ступнями по каменному крошеву, верзила рядовой предстал пред очи ротного и комбата.

— Повтори-ка ахинею, которую ты мне тут нёс, — потребовал Пакшес.

— Никакая это не ахинея, — взглянув на Алексея, забасил пехотинец. — Мы на Сарпе, под нами Исмейский кряж, а вон там, — вытянул он руку в сторону леса особо не отличающихся друг от друга пиков, — центральный космодром.

— Понятно, — не особо поверив рядовому, сказал Алексей.

Он усиленно пытался осмыслить, как они сюда попали, но последнее, что всплыло в памяти, — это разговор с вахновским офицером. Дальше провал.

— Кто-нибудь помнит, как мы тут оказались?

— Эту тему уже обсуждали. И Тарин, и я запомнили расстрельную команду из вахновских десантников. Очнулись недалеко от тебя.

Разговор прервал донёсшийся до слуха едва уловимый басовитый гул. Через минуту в той стороне, куда указал Тарин, из-за царапающих небо пиков показался огромный пассажирский лайнер. Чёрная туша, поблёскивая покатыми, усеянными надстройками бортами, на секунду зависла, после чего, плавя воздух струями стартовых двигателей, устремилась в небесную синеву.

— Я же говорил, мы на Сарпе, а это единственный в системе космодром, способный принимать пассажирские тихоходы.

— Послушай, голубь, — с нотками подозрения в голосе проговорил Алексей, — а объясни-ка мне, как это ты так точно угадал местоположение космодрома?

— Так ведь Слуерен рядом, по нему и сориентировался, я там как-никак почти пять лет прожил. Да вы, господин майор, сами к краю подойдите и взгляните.

Раскинувшийся километрах в десяти от кряжа город с высоты полуторакилометрового пика просматривался как на ладони. Основная масса пёстрых неповторяющейся формы зданий образовала набор причудливых фигур, разделённых нитками водных артерий и секторами зеленеющих посадок. В городском центре лепестками причудливого цветка возвышались небоскрёбы, высота и форма которых даже отсюда позволяли судить о красоте и величии лежащего перед ними города.

— О, — услышал за спиной радостное восклицание Пакшеса, — Крымски очнулся. Здравствуй, дорогой, как самочувствие?

— Где мы?

— А сам не видишь? На Сарпе, где же ещё.

— А как…

Слушать объяснения в интерпретации Пакшеса не стал. Осторожно ступая босыми ногами, Алексей отправился по краю пика. Завершив круг, окончательно убедился, что самостоятельно спуститься не удастся.

— Вот так-то, — донеслись до слуха всё не утихающие разглагольствования Пакшеса, — если бы не я, лежать бы тебе, Крымски, с простреленным черепом под грустной вахновской звёздочкой. Ты хоть осознал, что я тебя, дурня электронно озабоченного, от смерти спас, ты же мне теперь до конца жизни обязан. Будешь на добровольных началах оружие моё таскать и чистить. Прислуживать всячески. Да, — видя, что Крымски порывается возразить, повысил он голос, — а как ты думал? Зря, что ли, я ради вас, лодырей, чуть жизни не лишился.