Дэвид Вебер - Шторм из тени

– Я так понимаю, что позиция Кардот в том, что командующий Дентон и его люди не просто неуправляемые боеголовки?, – сказал он после паузы.

– О, напротив, – сухо заметила Медуза. – Она как раз именно это и имела ввиду. По сути, она настолько тонко говорит об этом, что никто не пропустит обстоятельство, что она считает эту вежливую дипломатическую писанину данью уважения нам – прикрыть фиговым листочком свое достоинство. Из тона ее ноты очевидно, что она намерена предоставить нам возможность наказать или сделать выговор Дентону, таким образом доказав, что мы бы никогда не санкционировали, и уж тем более – сознательно спровоцировали, подобный «распространяющийся образчик мантикорского преследования новотосканского торгового судоходства, всего лишь занятого мирным преследованием законных коммерческих интересов».

– Она что, так и сказала? – спросил О'Шонесси, а затем моргнул, когда Медуза кивнула. – Боже мой, что бы они ни писали, похоже, их не волнует, что их истинные цели выглядят несколько явно.

– Нет, и это волнует меня, – признала губернатор. Она откинулась в своем кресле и сжала переносицу между своим правым большим и указательным пальцами. – Это все настолько же тонко, как если зарядить кирпичом в окно офиса в рабочее время. О… – она выпустила нос и махнула рукой, – все надлежащие дипломатические процедуры соблюдены. По сути, под каким углом ни посмотри, это – вполне вежливо написанное письмо. Но я сильно сомневаюсь, что любой по-настоящему беспристрастный наблюдатель пропустит то, что она планомерно подводит фундамент, чтобы оправдать любое недружественное действие со стороны Новой Тосканы, маскируя это как самооборону.

– И каково же ее видение всего этого, миледи?

– По существу это – формальный протест, утверждающий, что коммандер Дентон – и, очевидно, весь экипаж КЕВ «Реприза» – систематически оскорблял, затруднял и беспокоил новотосканские торговые суда, ведущие свой законный бизнес в системе Пекуод. Она перечислила все инциденты, о которых Дентон сообщил нам, и добавила еще много. По крайней мере несколько их произошли – согласно ее словам – после отправки сообщения Дентона адмиралу Хумало, что, по-видимому, объясняет, почему мы пока ничего не слышали о них. Другие же… – она покачала головой. – Такое ощущение, Грегор, что все они шиты белыми нитками. Мне вообще кажется, что их, на самом деле, и не происходили.

– Вы имеете в виду, что они приписали фиктивые столкновения, равномерно размазав их среди настоящих?

– Именно это я и имею в виду, – мрачно проговорила Медуза. – Также, очень похоже, что они делали записи всех наших официальных корабельных инспекций. Согласно же их утверждениям, «так уж случилось», у них есть съемка всего лишь горстки инспекций. Ты понимаешь, никто и не думал специально делать запись. И только по чистой случайности внутренние системы упомянутых судов работали в тот самый момент. Очевидно, они изучили те записи вдоль и поперек прежде, чем очень бережно отобрали материал, который Кардот и включила в свою ноту, и я не сомневаюсь ни на мгновение, что все замечания наших людей были вырваны из контекста и, по крайней мере, некоторые из них подтверждены данными видеосъемки. И эта одна из причин, из-за которых сама мысль о фиктивных инцидентах тревожит меня все больше и больше. Я имею в виду, они не могли не понимать, что мы распознаем их ложь о тех… эпизодах, тогда чье внимание они рассчитывали эти привлечь? Это должна быть третья сторона, и, я думаю, это также объясняет тот факт, что они представили данные съемки нам. Ты же знаешь, как порой видеозаписи могут обосновать любые, даже самые возмутительные обвинения, для некоторых людей.

– Под некоторыми людьми вы подразумеваете Пограничную Безопасность?

– Это – то, чего я боюсь,– признала она. – А еще больше я боюсь того, что они вряд ли пошли на это, если бы не чувствовали чьей-то поддержки у себя за спиной.

– Вы думаете, что за всем этим может стоять «Рабсила»? – спросил О'Шонесси, вспомнив одну беседу на побережье с Амброузом Чандлером, и Медуза несчастно пожала плечами.

– Я не знаю. И если все же да, то они ужасно легки на подъем. Даже подразумевая, что Новая Тоскана, как спелое сливовое яблоко, должна была сразу свалиться к ним в руки, как, черт возьми, такое возможно, развернуть все это так быстро? И где, во имя Господа, они успели набраться наглости, что попробовать что-то вроде этого после грохота, который они подняли на Монике? – она покачала головой. – То, что им следовало сделать, – это уткнуть свои головы в песок и ждать, пока ветер с Моники не переменится, а не играться с чем-либо, что может вновь вызвать шквал прямо им в лицо. И, даже если они и были слишком глупы, чтобы понимать это и рисковать всем, я по-прежнему задаюсь вопросом, возможно ли свести все концы с концами так быстро!? Это же почти триста шестьдесят пять световых лет от Мезы до Новой Тосканы. Даже для курьерского судна, это – сорокапятидневная поездка, в один конец, а ведь с убийства адмирала Вебстера прошло всего лишь три месяца. Да что уж говорить, Битва при Монике была каких-то пять месяцев назад. С трехмесячной коммуникационной петлей туда и обратно, как такое возможно?

– Если только они не обрабатывали Новую Тоскану с самого начала, миледи,– медленно произнес О'Шонесси, уйдя в себя. – Вы думаете, что Андрьё Иверно действительно все время пытался саботировать принятие Конвенции?

– Нет, – Медуза снова покачала головой, еще более решительно. – Я уверена в этом, Иверно всегда был таким же большим идиотом, каким и казался. Кроме того, мне не верится, что новотосканские олигархи стали бы работать плечом к плечу с кем-то вроде Норбрандт. Да даже и с Вестманом! Они были слишком напуганы опасностью прецедента Нордбрандт в их собственном положении.

– В то время они могли просто заигрывать, – указал О'Шонесси. – Вы правы – они бы ни за что сознательно не стали бы работать в одной связке с Норбрандт. Но что если они не знали об этом, также как не знал Вестман, тогда все переменные нашего анализа меняются.

– Я думаю, что это возможно, – Медуза плавно покачивалась в кресле, покусывая нижнюю губу и размышляя, – возможно, но маловероятно. По одной причине – я не считаю Иверно достаточно тонким – или достаточно умным – чтобы на него в этом вопросе сделали ставку самые реакционные олигархи Скопления. А ведь он не сидел на месте. Я думаю, что, если бы его реальные приказы состояли в том, чтобы саботировать Собрание, он был бы более конфронтационным с самого начала вместо того, чтобы пытаться подмазаться к процессу составления Конституции, чтобы протолкнуть свой вариант. И давай смотреть правде в глаза, его требования были гораздо более умеренными, чем у Тонкович. Если бы он действительно хотел прализовать работу Собрания, почему не пошел до конца и не выступил под ее флагом? Почему конечный, более умеренный, проект Констиуции был выдвинут им?