Илья Стальнов - Нереальная реальность

– Нам пора, – произнес он слабо.

– Куда собрался? – спросил Степан.

– Домой.

– А нужен он нам, этот дом? – с сомнением осведомился Степан.

– Нужен. Нам надо домой.

– Как? «Пианино»?

– Нет. Его мало, – пальцы Лаврушина снова легли на клавиши Органа.

Потребовался всего лишь один аккорд.

И открылась дико вращающаяся воронка. Она с хлюпаньем засосала друзей…

– Вы мне дом подпалите, – забеспокоился Мозг.

Он призматическими глазами смотрел, как друзья появляются из дыры в пространстве.

– Все хорошо, – махнул рукой Лаврушин, и упал на диван без сил.

– Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего. Шляются по ночам, – заворчал Мозг.

Лаврушин повалился на диван и проспал четырнадцать часов. И все это время Степан не отходил от него. Сам он дремал в кресле, чутко, реагируя на малейшие шумы.

Лаврушин проснулся новым человеком. Ничто в нем не напоминало, что еще недавно за ним приходила смерть и уговаривала подчиниться ей.

– Степ, я на самом деле залатал провал? – перво-наперво осведомился Лаврушин.

– Вроде бы.

– Ох, – Лаврушин потер виски, откинул одеяло. – Вот занесло.

– Ну, с тобой связываться, Лаврушин. Чтобы я еще раз, да на твои аферы… Да я…

Лаврушин теперь был спокоен. К Степану в полной мере вернулось брюзжащее занудство. Оно и не собиралось уходить далеко. Оно только чуток приутихло, когда все вокруг пылало и дымилось и было не до него. Но теперь Лаврушин знал – Степан ему плешь проест.

– Степан, ты не понимаешь. Без нас был бы крах. Полный. Льды дошли бы до земли.

– Фашисты! Чапаев! Нежить! Офанареть!

– А чего фонареть? Что, на Земле нечисти меньше?

– Не меньше, – Степан помолчал, а потом воскликнул: – Я только не понимаю, что у нас за жизнь такая – выручать всех. То Галактическую войну предотвращай. То Ледниковый период. Это чего за наказание?

– Сказали же тебе – предначертание.

– Начертание, предначертания. Понабрались всякой чуши.

– Все это не нами заведено…

Лаврушин провалялся дома еще два дня. Наконец, силы он восстановил окончательно.

– Утро красит нежным светом стены древнего Кремля, – напевал он песню, привязавшуюся во время путешествия в Москву-оптимистическую.

Он стоял перед зеркалом и чистил зубы. Бог ты мой, чего же они пережили. Но все хорошо, что хорошо кончается. И даже жалко как-то, что путь в пси-миры теперь заказан. Кто там сторожит проходы? Холодные Демоны, которые сжуют без соли любой блок возвращения… Если бы продумать другие варианты возвращения. Например, можно вставить блок замедления непосредственно в аппарат…

Мысли его потекли в нужном направлении. Автоматически докончил с чисткой зубов и принялся тереть щеку «шиковским» лезвием. В голове уже сложилась корректная схема, которую можно и опробовать.

Хотя стоит ли? Надо начинать снова жить нормальной жизнью.

Опять институт. Опять борьба за выживание направления. Безденежье. Дурацкие проблемы придурочного времени, в котором угораздило очутиться. И никакой потусторонщины. Никаких Чернокнижников. Никаких сражений. Никакого риска для жизни, кроме риска попасть под горячую пулю рэкетира или под нож уличного грабителя или просто под падающий от просроченного техосмотра самолет.

– Будем жить спокойно, – уверяя больше себя, чем отмечая факт, произнес Лаврушин.

Он посмотрел в зеркало, улыбнулся себе.

И вдруг из глубин стало выступать другое лицо. Появилась физиономия Чернокнижника. И послышался отдаленный голос:

– Мес-с-ть..

– Вот зараза, – Лаврушин плеснул на зеркало водой, и лицо пропало.

Надолго ли?..