Альфред Элтон Ван Вогт - Путешествие на космическом корабле Бигль

Двадцатью минутами позже Гросвенор, устроившись в аудитории рубки управления, смотрел на Мортона и Лита, что-то оживленно обсуждавших на одном из уступов, ведущих к основной секции приборной панели.

Переполненный зал гудел. Не считая часовых, расставленных на ключевых постах, все были приглашены принять участие в собрании. И все они находились здесь, в самой аудитории и прилегающих к ней проходах: военные и их командиры, ученые, административный и технический персонал.

Прозвенел звонок. Мало-помалу разговоры прекращались. Звонок прозвенел еще раз. Воцарилась тишина. Капитан Лит выдвинулся вперед.

— Похоже, джентльмены, — сказал он, — надолго нас в покое не оставляют, вы не находите? Я подозреваю, что мы, военные, раньше имели неправильное представление об ученых. Я, например, был убежден, что они проводят всю жизнь в своих лабораториях, вдали от какой-либо опасности. Теперь я начинаю думать, что они обладают присущей только им способностью вызывать молнию там, где небо совершенно чистое.

Он помедлил мгновение, затем продолжил с тем же, немного суховатым, юмором:

— Мортон и я, мы оба пришли к согласию в том, что одним лишь военным не справиться с положением, каковое к настоящему моменту сложилось. До тех пор пока монстр продолжит разгуливать на свободе, каждый должен сам себе стать охранником. Вооружитесь, передвигайтесь только по двое или группой… Чем больше вас будет, тем лучше.

Он обвел аудиторию взглядом, затем заговорил уже серьезным тоном:

— Я допускаю, что еще не все в полной мере осознали, в какой опасности мы оказались. Не исключены жертвы. Возможно — я. Возможно — вы. Нужно смотреть ситуации в лицо и привыкнуть к мысли о том, что мы подвергаемся смертельному риску. И тем не менее, если судьба сведет вас с этим чудовищем, защищайтесь до последнего вздоха. Постарайтесь добиться своего. Не страдайте и не погибайте понапрасну.

Он оглянулся на Мортона.

— А сейчас начальник экспедиции проведет обсуждение, касающееся использования против врага огромного научного потенциала, собранного на корабле. Вам слово, мистер Мортон.

Мортон вышел вперед.

Его высокая фигура смотрелась не так внушительно на фоне гигантского пульта управления, перед которым он остановился. Серые глаза оглядели зал, вопросительно задерживаясь на каждом, словно он хотел оценить настроение людей. Он занял место капитана Лита, затем сказал:

— Я перебрал в памяти всю цепь случившихся событий и, кажется, имею право утверждать, что никто — включая меня самого — не может считаться ответственным за появление монстра на борту. Мы решили, если вы помните, поместить его в электромагнитное поле. Эта предосторожность удовлетворила всех критиков, и достойно сожаления то, что она не была принята вовремя. Вследствие этого факта монстр проник на корабль по своей воле и тем способом, который мы не могли предвидеть.

Он помолчал. Снова осмотрел все лица.

— Или же кто-то из вас имел что-нибудь более определенное, чем тайное предчувствие? В таком случае, пусть поднимет руку.

Гросвенор огляделся, но ни одна рука не поднялась. Он устроился поудобнее на сидении и тут не без удивления заметил, что глаза Мортона остановились на нем.

— Мистер Гросвенор, — спросил тот, — нексиализм давал основания предвидеть, что это создание способно проходить сквозь стены?

— Нет, — ответил Гросвенор ясным голосом.

— Благодарю, — сказал Мортон.

Ответ Гросвенора, похоже, его удовлетворил, поскольку он не стал больше никого спрашивать. Гросвенор уже догадался, что Мортон пытается оправдать свою собственную позицию. Это могло плохо сказаться на умонастроениях на борту. Но Гросвенора больше всего заинтересовало то, что Мортон сослался на нексиализм, как на некий высший авторитет.

— Зидель, — говорил уже Мортон, — объясните нам, что произошло с точки зрения психолога.

Спрошенный ответил:

— Перед тем, как бросаться на охоту за этим созданием, нам нужно кое-что прояснить на его счет. Вот существо, имеющее руки и ноги, но притом, плавающее в пространстве, где оно остается живым. Оно позволяет запереть себя в клетке, зная, что клетка не может его удержать. Затем проскальзывает сквозь дно, что с его стороны глупо, если оно не хочет, чтобы мы знали за ним умения совершать подобные подвиги. Когда разумные существа допускают ошибку, этому всегда есть причина, фундаментальная причина, которая должна позволить нам догадаться, откуда прибыл наш монстр и, естественно, почему он здесь. Смит, поведайте нам о его биологическом строении.

Поднялся Смит, худой и хмурый.

— Мы уже отметили явно планетарное происхождение рук и ног. Способность жить в пространстве, приобретенная в результате эволюционного развития, конечно же, поражает. По моему мнению, перед нами представитель расы, разгадавшей последние тайны биологии; если бы я знал, каким манером можно хотя бы приступить к попыткам захватить создание, умеющее проходить сквозь первую попавшуюся стену, я бы все равно сказал: гоните его и убейте, как только увидите!

— Ах… — вздохнул Келли, социолог. (Это был мужчина сорока лет, наделенный лысиной и удивительно интеллигентным взглядом). — Существо, которое в состоянии адаптироваться к жизни в пустоте, могло бы стать хозяином вселенной. Данная раса заняла бы все планеты, все звездные системы. Они бы кишели повсюду. Однако мы знаем, что в нашей галактике их нет. Вот парадокс, который заслуживает того, чтобы над ним поразмыслили.

— Я не очень хорошо уловил, Келли, — сказал Мортон.

— Раса, разгадавшая последние тайны биологии, должна быть на тысячелетия впереди человечества. Ее представители высокосимподны, то есть могут приспособиться к любой среде обитания. По законам витальной динамики они должны были распространиться до самых дальних границ вселенной, как пытается сделать человек.

— Действительно, парадокс, — признал Мортон, — и он доказывает, что этот монстр, все же, не сверхсущество. Какова его история, Корита?

Японец пожал плечами, но поднялся и сказал:

— Боюсь, что в настоящий момент я мало чем могу вам помочь. Вы знаете современную теорию: жизнь развивается последовательными циклами. Каждый цикл начинается с крестьянина, привязанного к своему клочку земли. Крестьянин ходит на рынок; мало-помалу место рынка преобразуется в деревню с многочисленными, но все менее прямыми связями с землей. Потом возникают города и нации, затем бездушные мегаполисы, изнуряющая борьба за власть, серия опустошительных войн, которые снова погружают человека в примитивное состояние крестьян, или феллахов. Вопрос в том, на какой стадии своего цикла — крестьян или мегаполисов — находится это создание? Или же на какой промежуточной?