Денис Кащеев - Первый курс

Некоторое время никто не решался раскрыть рта. Курсанты молча переводили взгляд друг на друга. Наконец глаза всех сошлись на Глебе, и тому ничего более не оставалось, как только оправдывать свой статус лидера по набранным очкам.

– Ну и что, что пятьдесят пять? Всего-то меньше чем по десять баллов на брата! Да если постараться, мы их за день доберем! – осторожно проговорил он.

– За день, говорите, – криво усмехнулся Гайдуков. – Может, и доберем за день. Только китайцы что, ждать нас будут этот день? Не будут, я полагаю. Пока на каждый наш балл они отвечают полутора, а то и двумя!

– Нагоним, од-сун! – с напускной уверенностью бросил из-за спины Соколова Генка Семак.

– Только попробуйте не нагнать! – хмыкнул кавторанг.

– Да что мы, не понимаем, что ли? – проворчал Климов.

– Приз-то каждому получить хочется, – тихо добавил Пашка.

– По вам, Хохлов, не очень-то это скажешь, – заметил кавторанг. – Такое хорошее начало – и на тебе, вылет из призовой шестерки. На сегодняшний день похвалы заслуживают лишь Соколов и взявшийся, наконец, за ум Голицын. Поздравляю, товарищи курсанты!

– Служим России! – рявкнули Глеб и Иван.

– Ладно, – проговорил несколько подобревшим тоном Гайдуков. – Наша ближайшая задача – обойти американцев и выйти на второе место. И при этом не отпустить китайцев уж слишком далеко. Темп они, конечно, взяли сумасшедший – посмотрим, долго ли удержат.

– Ну, китайцы китайцами, а уж пиндосов-то мы быстро обойдем, – заявил, осмелев, Пашка.

– Кого обойдем? – обернулся к нему Климов.

– Ну, пиндосов. Америкосов.

– Погоди, как ты их назвал? – переспросил Александр.

– Пиндосы… А что такое? – слегка растерялся Пашка.

– Да просто не слышал никогда, – пожал плечами Климов.

– У нас все их так называют, скажи, Серег, – он повернулся к Меньшикову.

– Угу, – кивнул тот.

– А что это значит? Просто ругательство? Ассоциации, знаешь ли, сразу возникают…

– Понятия не имею, – развел руками Хохлов. – Может, и ругательство…

– Нет, не ругательство, – вмешался в разговор Гайдуков. – Скорее, обидное прозвище.

– А что оно означает… од-сун? – не унимался Климов.

– Означает военнослужащего армии США, или – шире – американца вообще. Широкое распространение получило после так называемой миротворческой операции ООН в Косово – так наши десантники, стоящие в аэропорту Приштины, прозвали своих американских соседей. Происхождение самого слова, надо сказать, не совсем ясно. По одной версии, в переводе с одного из южно-славянских языков оно означает «пингвин». Американские военнослужащие никогда не передвигаются налегке – поступая в армию, они подписывают договор, что если получат ранение, и при этом на них не будет полной экипировки, то им не будет выплачена страховка. Поэтому на них всегда полный комплект – бронежилеты, рации, фонарики и прочие причиндалы, из-за чего ходят они, слегка переваливаясь с ноги на ногу. Вот вам и пингвины… По другой версии, слово, наоборот, пришло из американского сленга. В период между Первой и Второй мировыми войнами американцы называли так выходцев с Балкан и юга Италии. Возможно, наши миротворцы в Косово услышали слово «пиндос» от самих американцев, вот оно к ним и прилипло… В общем, версий много, и все друг другу противоречат, но важен результат: слово прижилось. Звучит красиво, вкусно, что ли, скажешь «пиндос» – и сразу перед глазами картина маслом. Американцы, естественно, были недовольны. Кажется, даже что-то там официально писали нашему командованию в Косово. Известен случай, – Гайдуков хитро улыбнулся, – когда командующий российскими миротворцами генерал Евтухович сказал, обращаясь к подчиненным: «Товарищи офицеры, я вас прошу не называть пиндосов «пиндосами», а то пиндосы на это очень обижаются!».

Последние слова кавторанга потонули во взрыве дружного смеха курсантов.

Этой ночью Голицыну снилась колонна российских танков, входящих в Приштину. На головной машине, высунувшись по пояс из люка, ехала Эмма Маклеуд. Сам Иван стоял на обочине и считал грохочущие мимо танки. За каждый ему полагалось по одному призовому баллу, но дойдя до девяти, Голицын каждый раз сбивался и был вынужден начинать считать заново. С другой стороны дороги стояли шестеро китайских курсантов. Они не сбивались, и разрыв между ними и Голицыным рос с каждой минутой.

Глеб решительно поставил на бумаге жирную точку, размашисто расписался и аккуратно сложил исписанный листок вчетверо.

– Я – все! – с удовлетворением доложил он, поворачиваясь к Ивану. – А ты как?

Голицын молча продемонстрировал ему пустой лист, в левом верхнем углу которого одиноко притулилось слово «Здравствуйте» – кажется, даже не дописанное до конца.

– Ну, ты даешь! – с искренним удивлением протянул Соколов. – Гайдуков же ждет!

– Подождет, – буркнул Иван.

Был седьмой день недели – школьный выходной, а значит, время сразу после завтрака отводилось для написания писем домой. Писем – в изначальном, почти забытом уже смысле слова – создаваемых при помощи листа бумаги и шариковой ручки. Внешняя электронная почта в Школе отсутствовала – и это несмотря на широчайшие возможности местной компьютерной сети. Найти и скачать в Интернете любую информацию – пожалуйста, послать «на волю» хоть пару битов о себе – и не мечтайте. Хочешь отправить весточку родным или друзьям – будь любезен воспользоваться старым дедовским способом: пиши от руки. Потом куратор запечатает твое послание в конверт, сам надпишет адрес и одному ему ведомым путем переправит на Родину. Предварительно, видимо, внимательно прочтет – а ну как легкомысленные курсанты какую тайну страшную ненароком выдадут? Перлюстрация называется. Она же цензура. Бр-р, аж думать об этом противно. Но правила есть правила.

– Подождет? – хмыкнул Глеб. – Гайдуков?!

Звучало действительно нелепо.

– Ну не знаю я, что писать! – всплеснул руками Иван. – Просто в голову ничего не лезет!

– Это все потому, что голова у тебя не тем забита! – покровительственным тоном проговорил его товарищ. – Опять, небось, все мысли об этой твоей девке?

– Сам ты девка! – огрызнулся Голицын.

– Ну, извини, этой твоей девушке, – ничуть не обидевшись, поправился Соколов.

– Она такая же твоя, как и моя!

– А вот это уж дудки! – усмехнулся Глеб. – Мне и без диких австралийских красавиц забот хватает!

– Можно подумать, мне не хватает…

– Тут я судить не берусь. Но признайся: опять ведь мечтал сидел, вместо того чтобы делом заниматься, – Соколов кивнул на так и не написанное другом письмо.

– Ну уж мечтал… Думал просто…

– Ну и чего надумал?

Иван лишь молча развел руками.