StEll Ir - Космическое Мироздание. Неоник-миры. Start-trips

Вы знаете, этот букет… он пахнет, как… как женщина ранней весной! Что? Вы не пробовали женщины? Напрасно Вы так… Как же? И это лучший мой друг с тех самых пор, как я ступил на борт этого парохода! Сколько же Вашей юности лет? Сколько же Вашей светлости навигационных отсеков безвременья? Совершенно напрасно, уверяю Вас, Вы могли бы… А, впрочем, что это я о любви? Давайте лучше, как давеча, о поэтах уснувшего прошлого…

Баратынский питался травой… Он вницался в неё и лист future-пепла окутывал его пряными запахами… и весной… Нет-нет, ни в коем случае не было наркотической или галлюциногенной зависимости!.. Скорее тут что-то глубоко низкое, в порыве душевное… Вы понимаете? Простите, что я постоянно касаюсь Вас взглядом – я тайный визионист Его Высочества и просто обязан смотреть… Он любил, как летел…

А Маяковский нечаянно полюбил сразу двух… Да-да, Вы верно заметили!.. Именно: истину с верностью… Только насчёт верности Вы слегка ошибаться изволите… Не совсем… Скорей вместо верности он влюблён был в безмерно отчаяние, а уж это, как ни глядите, судьба!.. Вы не согласны со мной? И даже истину он любил не так сильно, как простую любовь… Не возражайте мне, это – так.

Плащ Есенина пах коноплёй. Это научно неопровержимый и всем нам доказанный факт, но всё же есть одно “но”… Есенин Сергей, урождёный Аврелевич, был истошно влюблён в свою бабушку… А это уже, как хотите, оправдывает и доказывает очень нам многое… Ведь не станем же мы утверждать, что працарская бабушка не имела законных оснований на то, чтобы ткать конопляные нити Есенину и вшивать ему ладанку с конопляным любрикантом под лацкан плаща…

Вы не устали, мой друг, от поэтики? Всего в несколько строк уместить то, что принято называть воспламенённой землёй… Вы когда-нибудь видели облака? На нашем крейсере, конечно же, об этих славных пушистых комках представление имеют лишь избранные и допущенные к синематографу… Шучу… Вам и дела-то никогда не было до записей про облака!.. Это верно… Сколько лет Вашей юности? Сколько лет моей старости!..

Порнографический этюд на тему проницаемой сексом Вселенной был под силу лишь Пушкину. Вы, может быть, помните этого странного человечка с физическими параметрами недокормленной обезьянки и с духовно-нравственной структурой сиятельноглазого атланта?.. А ведь он несколько рваных о вечность веков подряд пребывал в абсолютной безвестности!.. Имя помнили, творчество нет… Так бывает… Чего только ему не приписывали поклонники самой разнообразной житейской скуки… каких-то онегиных…

А Мольер не умел сочинять в детстве песенки… Это так я Вам… по секрету… У него атрофия была почти полная творчески-сердечного эпицентра существования… И, Вы знаете, ничего!.. То есть буквально холодный душ по утрам и гимнастика… И расцвёл ведь на ниве поэзии, как прекрасный цветок!.. Здоровяка Александра Байрона за вихры таскал!.. То есть нет, фигурально, конечно… это так я, для красна словца…

Или что же – Гомер с Сократом Вашим… Как сядут за один стол в карты играть, так и навсегда отменяется суровая ими выдуманная вера в царство теней!.. Хотя карты, конечно сказать, у них, не вашим звёздным чета… Сила в них, и любовь… одновременно… и красота…

Но позвольте и мне уточнить, хоть, возможно, как случаянный пассажир, и не имею я соответственных прав… Но когда мы влетим в горизонт?.. Никогда?.. Это точно?.. Тогда разрешите откланяться! Вы, мой друг, больше мне не попутчица! Какова, соизвольте сказать, будет следущей пристанью станция? Альтаир?! Не, то далеко… Мне и не долететь, как считаете?.. Может быть побыстрей можно что мне устроить, как для бортового аврала-аварии?.. Нет?.. Достаточно?.. А ведь я сам когда-то поэт… Мог бы Вам, Ваша светлость, наговорить за то о поэтике… Поэтому именно?.. Думаете и так буду рассказывать?.. До Альтаира?.. Извольте, могу… Вы, мой друг, оковательница всё же сердечная для меня, а на этом любая жестокость прощается… Не улыбайтесь над Вечностью… Вам, по-прежнему, пятнадцать, моя капитан?.. И Вы ни разу не пробовали женщины… Поверьте умудрённому нежью поэту – у них странный и ласковый вкус… Пятнадцать световых лет вовсе не срок, чтоб уметь возражать… Но это гордый срок для того, чтобы сметь… Искушение – я… Вы же – книга моя про любовь с надрывающимися о мелодику строчками… Кстати, что показывают бортовые самописцы этой плавучей вселенской каряги – сколько простых земных лет в одном световом?.. Но вы улыбаетесь… Вы нутром чуете юрода… Вы дрожите прекрасным животиком… Я готов… А меж тем, доложу Вам, на родной Вам когда-то Земле падал снег…

Вы когда-то любили уже… это очень несложно и всего лишь… достаточно вспомнить…

– Джимми, а вынеси-ка мне галлон виноградного сока из трюма! Старая развалина Скипетр желает пролить свои душевные раны чудодейственным зельем токайской лозы!

– Смотри, Скиппи, чтобы старого пиздотряса не укачало, словно ребёнка, от встречи токайской лозы с нортландским ромом! – юнга Джи ловко подмигнула подшкиперу, уворачиваясь от его летального подзатыльника, и исчезла в распахнутом люке.

Полуденный оснаст-бриг безымянной флотилии, чудо экваториальных вод, быстроходный «Don Gun» качал бортом стоящую вторые сутки среди безоблачного неба волну, направляясь в порт Мунд за грузом обесточенной копры и напитанной солнцем синергии.

Бриг шёл на одном балласте и нёс на себе единственно ценный груз в лице очаровательной леди Лидили. Правил бортом Курт Ган, североамериканский кабальеро, официальный владелец флотилии «Джет» и неофициальный – половины Тихого океана. Волосы Курта Гана, волосы леди Лидили, как и кожа очаровательной пассажирки, были одного цвета безмятежного снега, неизвестного, впрочем, этим широтам. Кожа белого капитана лётного брига ничем не отличалась от кофейной кожи метиса-юнги Джи. Но смоль волос юнги, в зависимости от настроения разлетавшийся волнами до пояса или стягивавший чёрной змеёй юную шею, не имел аналогов на корабле…

Лидили уже третью неделю любила Джи, но со всем северным ледяным темпераментом никак не проявляла этого внешне. Джи ненавидела леди Лидили за это самым открытым образом, и каждый вечер отдавала её на растерзание пьяным матросам перед тем как пробиралась к ней в каюту сама. Курт Ган внимательно следил за порядком на корабле, но времени на то, чтобы выебать их обеих, у него всё никак не находилось… Юнга дрочила поэтому каждое утро в судовом галюне, а леди Лидили часто вздыхала над бесценными фолиантами взятыми ею с книжных полочек капитана.