Тимоти Мэдден - Запредельник

— Прекрасная мысль. Господи, сколько у меня могло возникнуть проблем, не будь постоянно рядом твоего недремлющего ока!

— Только по вечерам, Ян. Днем проблем обычно не возникает, — с широкой улыбкой отозвался О-Скар.

— Вечера положено проводить у домашнего очага. Наверное, в этом и заключается разница.

— Наверное. Но я должен откровенно тебе признаться, что я глубоко поражен тем, как ты научился управлять политическими структурами. Порой мне кажется даже, что ты без труда мог бы достать Сируса. Да, кстати, ты поддерживаешь Меррил Фримана и финансовые синдикаты?

— В общих чертах, да, — мягко ответил Маккензи. — Финансовые круги опасаются, что я одобрю план, предложенный группой общественной полезности, направленный на создание сети децентрализованных генераторов мощностей, поскольку это будет способствовать усилению обороны. Но если я так поступлю, то выпущенные ими облигации, гарантирующие выплату страховок по существующим уже станциям Джига, никогда не будут обеспечены денежным эквивалентом. Таким образом я понял, что в их интересах пожертвовать деньги на строительство новых ангаров для Полетного Корпуса в обмен на гарантированный возврат вложений. Понятно?

— Но я полагал, что ты принял решение утвердить децентрализацию.

Маккензи лишь улыбнулся.

— Правильно. Но время его исполнения — вот в чем вся штука. Этому можно научиться только в Запределье, потому что там у тебя полно времени, которое ты не знаешь, куда девать.

Он с удовлетворением присвистнул.

— Мне кажется, что Красный Утес мог бы использовать сокращенную систему потребления мощностей, тогда существовало бы словно две линии потребления: одна для гражданского населения, а другая для военных нужд.

О-Скар начал было что-то говорить в ответ, но в этот момент к ним приблизился бармен, и Маккензи громко позвал его:

— Два виски с содовой, пожалуйста.

Барменом работала большая, похожая на глупую корову женщина с мелкими светлыми кудряшками и молочно-белой кожей. Она казалась усталой.

— Что, время очень медленно тянется сегодня, а? — спросил ее Маккензи.

— Не медленнее, чем обычно в это время, — ответила она. — Так вы просили два виски с содовой?

Маккензи кивнул в ответ. Он попытался представить себе, какой могла бы быть эта женщина, если бы ее вдруг переполнили эмоции. Наверное, у нее климакс или размолвка с любовником. Она сильно смахивала на тот тип женщин, который вообще считал секс пустой тратой времени.

— Как ты думаешь, она славянка?

— Не знаю, — отозвался О-Скар. — А какая тебе разница?

— Может быть, она знает Светлу.

— Господи, опомнись. Ей что-то около тридцати, а Светла моложе тебя на один-два года. Даже если принимать во внимание разницу во времени, которую вы испытываете в Запределье из-за влияния относительности, эта девица никак не может быть с ней знакома.

Маккензи вздрогнул.

— Думаю, ты прав. Сам не знаю, почему мне пришла в голову эта мысль.

— Потому что Стоковик вот уже три дня как улетела, а ты мучаешься, как та дворняга в жаркий день, хотя я совершенно не понимаю причины страданий.

Маккензи внимательно изучал мокрое пятно на стойке бара. Он вдруг вспомнил, как ему было больно, когда он заметил ее интерес к Хара Мону. Сейчас она была с этим мужчиной в далеком космосе. И эта мысль жгла его сознание днем и ночью.

— Когда она рядом, я как-то лучше себя чувствую. Что еще я могу тебе сказать?

— Полагаю, что твое объяснение грешит явной поверхностностью. Вас связывает голая техника и ничего кроме того?

Маккензи повернулся к либонийцу и испытующе посмотрел в его антрацитовые глаза.

— Поначалу это скорее всего так и было. И мы почти разошлись, даже не научившись по-настоящему заботиться друг о друге. Но сейчас все было совершенно по-другому. Этот… ах… феномен многое изменил. Мы общались друг с другом таким способом, который ты даже не можешь себе представить. И это ее напугало.

Вернулась барменша с их выпивкой.

— С вас пять кредиток.

— Подай счет, дорогуша, — попросил ее Маккензи. Она кивнула, положила на стойку чек и направилась к журналу фиксации продаж.

О-Скар продолжал:

— Мне кажется, что в этом мире мало что может испугать Светлу Стоковик.

— Она многое испытала.

— А если это так, то я не понимаю, почему ты так настойчиво стонешь в ее отсутствие. Ты теперь на коне. А вокруг полно более доступных женщин, которые прибегут к тебе по первому сигналу.

Маккензи был застигнут врасплох.

— Ты что, серьезно? И кто же это, например?

Он, кривляясь, начал рассматривать пары в глубине зала.

— Что-то не видно, чтобы кто-то здесь пожирал меня глазами.

— Маккензи, я говорю совершенно серьезно. Инайю, например. У тебя могло бы с ней что-нибудь получиться. Она очень красивая женщина и чрезвычайно к тебе привязана.

— Ха, Инайю! Да она меня терпеть не может!

— Она чувствует, что ты не любишь нихонианцев. Но это только еще усиливает ее чувства.

— Я себя нормально чувствую с нихонианцами. На самом деле мне очень нравится Инайю. Но не надо преувеличивать ее ко мне отношение. Она по-прежнему работает на Сируса Магнума. Всего лишь защищает свои интересы.

О-Скар ничего не сказал в ответ. Он сделал глоток виски. Только после этого он заговорил вновь:

— Я не могу сказать, насколько это правда, но одно я знаю точно: она очень серьезно относится к тебе. Поэтому когда я вижу, как она тебя обхаживает, чуть ли пылинки с тебя не сдувает, меня это огорчает.

— Заботливость — в характере нихонианцев. Они впитывают с молоком матери потребность заботиться о ком-то… в вежливой форме.

— Глупости, — возмущенно на повышенных тонах ответил ему О-Скар. — Она не раздумывая отдалась бы тебе, сделай ты такой намек… вежливо. И она бы осталась с тобой, а не посылала бы тебя куда подальше, когда у нее плохое настроение, как делает Стоковик.

Раздражение Маккензи усилилось.

— Давай не будем говорить о Светле, ладно? Таня ведь с тобой тоже не очень нежна, не так ли?

О-Скар удивленно взглянул на него.

— Это не одно и то же. Мы никогда не были с ней любовниками, только добрыми друзьями.

— Тогда почему же она попросилась назад на Эктэлон, как только поправилась, вместо того, чтобы пойти в разведку, как того хотел ты?

Теперь глаза О-Скара горели.

— Она великая женщина, Маккензи. Она высокая и необыкновенно сильная, но она олицетворяет само совершенство во всех отношениях. Во всяком случае, она была такой, пока в нее не попала эта проклятая лазерная пушка. Ей практически реконструировали бедра и таз. Она никогда не сможет иметь детей и стыдится своего тела. Она чувствует себя изуродованной. Она не верит в то, что я… — лицо О-Скара наполнилось грустью, никогда прежде не виданной Маккензи. — Ей нужно время, чтобы свыкнуться мыслью с тем, что произошло, — наконец грустно заключил он.