Мария Ермакова - Хозяйка

Спустя долгое время Татьяна ощутила, что совсем заледенела на промерзшей земле, и это привело ее в чувство. Она поднялась, даже не пытаясь отряхнуть промокшие, грязные брюки. За соседним памятником позаимствовала тряпку и веник, протерла черную глыбу от пыли, собрала старые листья и сломанные ветки, поотрывала головы сорнякам. Наклонившись, коснулась губами холодного лица Артема на фотографии. И поспешила прочь, не оглядываясь, туда, где под дверью виднелась полоска света, а на фоне уже совсем темного неба не блестели кресты.

В храме было тепло и сумрачно. Горели одинокие свечи, да пара лампадок у алтаря. За стойкой у входа возилась опрятная старушка, у которой Татьяна купила свечку и вышла в центр помещения, оглядываясь. Она редко бывала в церкви и правил не знала. Нерешительно оглянулась, но бабулька куда-то подевалась. Татьяна подошла к алтарю, зажгла свечу от другой и собиралась было поставить, как из-за спины раздался мягкий голос.

— Вы, матушка, свечку-то за упокой ставите?

Она обернулась. Молодой поп мягко улыбался, глядя на нее. У него было гладкое лицо, улыбчивые глаза и жидкая, смешная бороденка.

Татьяна молча кивнула.

— Не сюда надо ставить, — серьезно сказал поп, — вон туда, к Спасителю надо. А сюда за здравие ставят. Навестили его?

Она вздрогнула.

— Кого? — спросила машинально, и горящая свеча задрожала в руке.

Священник улыбнулся. Неожиданно протянул ей упаковку бумажных платков.

— Вытрите лицо, матушка. Оно у вас в слезах. Негоже так скорбеть по ушедшим. Помнить надо, а не скорбеть.

Татьяна, не отвечая, пошла в указанный угол, поставила свечу и посмотрела на попа. Тот подошел, внимательно наблюдая.

— Креститься умеете? — спросил безо всякой насмешки.

Она кивнула, неуклюже перекрестилась. И вдруг, решившись, развернулась к нему.

— У меня к вам просьба…

— Слушаю.

— Я уезжаю. Далеко. И не знаю, вернусь ли. Не хочу, чтобы могила заброшенной стояла. Вот, — она порылась в карманах и вытащила пачки с деньгами, — я пожертвую храму. Может быть, найдется кто-нибудь, кто возьмется ухаживать?

Священник поморщился.

— Спрячьте, — приказал сурово, и она увидела воочию, каким он станет через много лет, в одинокой монастырской келье, перейдя в черное духовенство и приняв схиму. — Какая могила?

— Четыреста сорок шестая.

Несколько долгих минут он смотрел на нее, и понимание истаивало во взгляде, сменяясь сначала недоумением, а потом… откровением. Что такого он увидел в ее глазах — отражение близко виденных звезд или эманации тайн вселенной, которым она стала свидетелем? Но неожиданно он широко перекрестил ее, кивнул, говоря:

— Присмотрим, обещаю.

И резко развернувшись, ушел прочь, оставив Татьяну одну. Ошеломленная, она подождала — вдруг вернется, и тоже пошла к выходу. У стойки задержалась. Ссыпала пачки с деньгами на конторку, оглянулась — ее свеча горела ровно и ярко и, казалось, будет гореть всегда.

Она вышла в стылый ноябрьский вечер и глубоко вдохнула воздух, пахнущий мокрым снегом. Вокруг падали неправдоподобно большие хлопья. Осыпались белые цветы зимы… Но больше она их не боялась.

МОД терпеливо ждал Хозяйку. Это Татьяна знала точно — пластинка СЭТ придавала уверенности и наполняла сознание ощущением близкого присутствия Управляющего Разума. А там, где был он, был и Лазарет.

То ли поэтому, то ли потому, что продрогла и проголодалась, Татьяна Викторовна не спешила возвращаться к кораблю. Засунув озябшие руки в карманы, она медленно шла по улицам, расцвеченным огнями магазинов, рекламных щитов и уличных фонарей. Ничего не изменилось на Земле за время, прошедшее с момента ее отбытия. Разве только поменялись названия фильмов на кинотеатрах.

Витрина кофейни мягкой оранжевой подсветкой поманила в тепло. Цвет чем-то напомнил Татьяне цвет питательной плазмы сатианетов или диканкоро — как она назвала напиток для себя. Поколебавшись мгновение, нырнула внутрь. Молоденькая официантка недоуменно оглядела ее осунувшееся лицо, измазанную в грязи одежду, улыбнулась дежурным оскалом.

— Извините, все столики заняты.

Татьяна вытащила из последней оставленной пачки купюру, не глядя, сунула в руку девушке. И сама себе удивилась. Идя за официанткой в самый дальний угол и располагаясь за столиком, с которого моментально исчезла табличка «Reserved», она искренне недоумевала. Раньше развернулась бы и пошла искать другое место. Нынче… Лукавый голос шепнул из теплого далёка воспоминаний: «Сама!».

Она заказала салат, сэндвич и большущую чашку кофе… А потом еще одну. Впервые отправляясь с Лу-Таном на станцию, брала только чай — черный и зеленый. А вот кофе не догадалась, ибо пила его редко, предпочитая крепкий сладкий чифирь из цейлонской заварки любым стимулирующим средствам. Теперь же, пользуясь случаем, заказала любезной девушке пакетик зерен с собой. И внутренне содрогаясь, представила, какими будут первые опытные образцы, которые Э выдаст ей из синтезака, приняв за основу натуральный кофе.

Вместе с ощущением сытости навалилась сонная одурь. Укутала ватным одеялом, приглушив звуки. Все-таки, Татьяна Викторовна устала за последнее время. Устала и перенервничала. Откинувшись на спинку кресла и подперев подбородок рукой, она вяло наблюдала за людьми. Место досталось в «курящем» зале, над столиками плавали голубоватые дымки, в горле уже першило, как вдруг от одной мысли слетела вся дрема. Татьяна, курившая с института и даже не помышлявшая о том, чтобы бросить, забыла о сигаретах, едва ступив на порог Лазарета. Господи, она даже не вспомнила о том, что когда-то без сигареты не начинала и не заканчивала день! Сейчас запах чужого дыма не был ей неприятен, но желания закурить не вызывал. Ох, и хитер был старый крелл! Ох, и не прост!

— Простите, — раздался спокойный голос. — Мне очень неудобно вам мешать, но если я не выпью кофе, упаду от усталости! А свободных мест больше нет. Вы позволите?

Она изумленно подняла глаза. Около столика стоял высокий мужчина, смотрел доброжелательно, но без улыбки. Татьяна сразу отметила его внимательные, очень темные глаза.

— Садитесь, — осторожно ответила она и машинально отодвинула подставку с салфетками. — Пожалуйста.

Он стянул узкую черную куртку, закинул на спинку стула и сел боком к столу, чтобы не задевать Татьяну длинными ногами. Она смотрела на него во все глаза. Незнакомец был как-то не по-здешнему смугл и уверен в себе, его движения — отточены и четки. Татьяна Викторовна, как нейрохирург, всегда отмечала координацию встреченных людей.