Джон Миллер - Совершенство [Образец совершенства]

Вода, льющаяся из мраморного желобка над головой Сиелах, была такой же теплой, как и всегда. Ситхи провели на Кеше уже пятнадцать стандартных лет, так и не обретя ни надежды вырваться отсюда, ни элементарного бытового комфорта. Но они научились жить с тем, что есть.

Талая вода ледника преодолела полконтинента, прежде чем омыть сверкающими каплями темную кожу Сиелах. Кеширские наездники перевозили ее в массивных бочонках, укрепленных на широких спинах уваков. Слуги на крыше нагревали воду и прогоняли ее через фильтры, очищая от плесени и грязи.

Сиелах тщательно терла кожу пемзой, привезенной от подножия Ссесел Спайр, за много километров отсюда. Кеширские мастера красиво обточили для нее камень — их больше интересовала форма, нежели функциональность. Что Сиелах и требовалось.

Напустив на себя обычный презрительный вид, она выглянула из душевой кабинки. Душ — невиданное для Кеша удобство — сконструировали для нее ситхи, как только она переехала к коммандеру Корсину. Но во многом остальном ее новое жилище больше напоминало храм, а не дом.

Невозможно заполучить все. По крайней мере, не здесь.

Пятнадцать лет… Как оказалось, кеширский календарь практически полностью соответствовал календарю ситхов. Кто бы мог подумать? Сиелах вышла из душа, оставляя на полу лужицы воды. Время пролетело, словно провалилось — незаметно. По крайней мере, на ее внешности годы сказались мало. Это подтвердило и ее отражение в огромном, во весь рост, зеркале — стекло кешири обрабатывали умело. Она выносила двоих детей, питалась пищей, пригодной более для домашних животных, но выглядела лучше, чем когда-либо. До сих пор ее внешность приносила ей только пользу. Впрочем, все это — пустое. Единственное, что важно для нее по-настоящему — это время.

— Я знаю, что ты здесь, Тильден.

Тильден Каах — ее кеширский слуга — как обычно, постарался остаться вне пределов зеркального отражения, забыв, что она может чувствовать его через Силу. Сейчас Тильден трясся у двери, старательно отводя в сторону свои огромные опаловые глаза и держа в дрожащих руках халат.

Надо же, и его эти годы не изменили, фыркнула про себя Сиелах, выхватывая халат. Почему бы ему и не посмотреть? Эта их серовато-лиловая кожа — назвать ее лавандовой язык не повернется; эти белые, цвета старости и бесполезности, волосы… Если кешири и восторгались красотой отдельных представителей своего вида, то это было до того, как они увидели ситхов.

К тому же Тильден просто обязан благоговеть перед ней. Ведь он жрец той веры, что признала ситхов древними божествами. Так что смысл жизни Тильдена состоял в служении Сиелах и почитании Сиелах. Тем больше она наслаждалась, мучая его, как сейчас; становясь кощунством, начинающим его день.

— Ваш сын вернется только вечером — он на охоте с наездниками, — отчитывался между тем слуга. — А ваша дочь, вместе с учителями, в Тахв.

— Хорошо, хорошо, — она отбросила поданное им платье и выбрала другое — поярче. — Что важного?

— Госпожу ждут днем в Палатах, для осмотра, — Тильден поднял голову, оторвавшись от своего пергамента. Сиелах, уже одетая, стояла у высокого окна. Слуга растянул губы в вежливой улыбке. — Больше ничего.

— А Великий Лорд?

— Его высокопреосвященство, наш спаситель с небес, на встрече со своими советниками, родившимися, как и госпожа, на небесах. Его гигантский друг тоже там, — он взглянул в свои записи. — Ах, да! Красный человек просил об аудиенции.

— Красный человек? — Сиелах всмотрелась в белую пену прибоя, — Равилан?

— Да, госпожа.

— Тогда мне пора, — она потянулась и резко развернулась, ища туфли. Они, разумеется, уже были в руках у Тильдена. Эта пара обуви — все, что осталось от ее гардероба после крушения «Знамения». А кешири так и не научились шить нормальные туфли. Так что, она предпочитала свои.

— Я… я не желал, чтобы ваше утро так рано стало рабочим днем, — Тильден заикался, помогая ей обуться. — Простите. Вы закончили с купанием? Я скажу, чтобы воду очистили.

— Успокойся Тильден, мои обязанности мне в радость, — Сиелах собрала свои темные волосы на затылке, скрепив их резной костяной заколкой — подарком какого-то туземного аристократа, чье лицо, как и имя, давно выветрилось из ее памяти. Она остановилась на секунду в проеме отполированных до блеска дверей:

— Пусть привозят больше воды, и пускай берут ее с дальнего конца хребта — так лучше для кожи.

Сиелах зевнула. Солнце едва поднялось над горизонтом, а ежедневное представление уже было в разгаре. Коммандер Яру Корсин, для кешири — спаситель с небес, восседал в своем потрепанном капитанском кресле. Если не смотреть по сторонам, могло показаться, что время повернулось вспять и он все еще на командном мостике «Знамения». Но сейчас останки корабля лежали в бункере, а старое кресло нелепо торчало в центре мраморной колоннады, растянувшейся на сотни метров. Здесь, под высокими небесами гор Такары — переименованных недавно в честь драгоценной матушки коммандера — Корсин вершил суд.

Месторасположение и архитектура не только впечатляли изредка пролетавших мимо туземцев, что от них и требовалось, но и легко вмещали всех приходивших сюда глупцов. Глупцы пытались что-то проситхь, а Корсин пытался выслушать каждого. Сейчас, в первых рядах, как и всегда, возвышался «гигантский друг» коммандера — стрелок Глойд.

Щеки крупноголового хоука тряслись от возбуждения, он взволнованно объяснял одну из последних своих сумасшедших идей. Глойд предлагал послать световой сигнал в космос с помощью одного из немногих сохранившихся буровых лазеров. Определение «буровой» моментально убило всякий интерес к идее как у Корсина, так и у Сиелах. И как долго Глойд уже распинается?

— На этот раз сработает, — убежденно говорил хоук, его пятнистая кожа была покрыта испариной. — Достаточно привлечь внимание какого-нибудь проходящего мимо грузовика. Или случайной наблюдательной станции. Все равно.

Он суетливо протер лоб широкой ручищей.

Сиелах всегда считала, что хоуки — злая насмешка природы. А сейчас бедный Глойд и вовсе смотрелся жалко — он сильно потел под жарким утренним солнцем, и его кожа, казалось, стекала с бугристого черепа.

— Мощность луча будет падать обратно пропорционально квадрату расстояния от Кеша, — раздался из-за спины Корсина голос Парраха. На «Знамение» он был помощником навигатора, а сейчас считался главным научным советником. Выступив вперед, Паррах продолжил:

— Сигнал практически не будет выделяться из фонового космического «шума». Вас вообще чему-нибудь учили?