Грег Бир - Бессмертие

Дорожка вела сквозь арку во внутренний двор — крестообразный, выложенный в шахматном порядке шлифованными плитами гранита и оникса. В центре бил из пасти каменного льва фонтан, по углам креста росли экзоты, привезенные из Айфиопии и с берегов Великого Южного моря.

Повозка резко затормозила, накренилась; Рита спустилась на плитчатку. К ней приблизился низкорослый юнец в модной черной тунике и тевтонских лосинах; узкое темнокожее лицо расплылось в белозубой улыбке.

— Необычайно рад встрече с внучкой софе Патрикии. — Легкий поклон, рука взлетела над головой в приветственном жесте. — Меня зовут Селевк, я из Никейи, это возле Гиппо. Я ассистент библиофилакса. Добро пожаловать в Библиотеку.

Он снова едва заметно поклонился и жестом предложил следовать за ним. На мгновение Рита закрыла глаза, чтобы проверить, в сохранности ли Ключ. По всей видимости, никто к нему не притрагивался и даже не приближался. Девушка пошла за Селевком.

Для ученого такого ранга, как библиофилакс, кабинет на первом этаже выглядел довольно скромно. В одном углу, за столами, составленными треугольником, в свете из открытого окна корпели над бумагами трое секретарей. Рядом вздымался до потолка типографский пресс, заваленный кипами листов. Подле пресса, на массивной деревянной станине, гудел и лязгал большой электрический графомеханос. Сам библиофилакс трудился под широким окном в противоположном углу, за иоудайской четырехстворчатой ширмой из резного кедра. Молодой ассистент вежливо проводил Риту за ширму.

Приподняв выбритую до глянца голову, библиофилакс холодно взглянул на посетительницу, затем с мимолетной, почти незаметной улыбкой встал и поднял руку над головой. Рита повторила жест и опустилась в указанное Каллимакосом кресло из ивовых прутьев.

— Надеюсь, с жильем никаких проблем, — произнес он.

Рита кивнула, посчитав, что не стоит жаловаться по пустякам.

— Видеть вас в этих стенах — для меня большая честь. — Он выложил на стол досье в палец толщиной — стопку бумаг, стиснутых двумя листами картона, — и раскрыл на длинном списке. Рита узнала копию своей учебной программы с оценками по каждой дисциплине.

— А вы и впрямь отличница, особенно в математике и физике. И у нас выбрали схожие курсы. Да, у наших профессоров есть чему поучиться, все-таки Мусейон гораздо крупнее Академейи, научные кадры стекаются к нам со всей Ойкумены и даже извне.

— Я с нетерпением жду начала семестра.

— Вот что меня интересует. Еще до прибытия к нам вы подали несколько странное прошение. Кроме зачисления на кафедру механикоса Зевса Аммона Деметриоса, что само по себе необычно, вы хотите приватной аудиенции у Ее Императорского Величества. Вас не затруднит поведать, в чем причина этого прошения?

Прежде чем Рита успела ответить, библиофилакс поднял руку.

— Это в ваших интересах, поскольку мы заботимся о благополучии всех студентов Мусейона.

Рита закрыла рот, подумала еще секунду и сказала:

— Я привезла для императрицы личное послание от моей бабушки.

— Она упокоилась, — невозмутимо заметил библиофилакс.

— Но перед тем велела моему отцу отправить послание, которое, по мнению софе, заинтересует императрицу. — Рита помолчала, сжав губы в тонкую линию. От библиофилакса осязаемо исходила неприязнь, даже профессиональная ненависть. — Сообщение конфиденциального свойства.

— Ну да, разумеется. — Выражение его лица приобрело едва заметную кислинку, глаза уткнулись в досье, пальцы зашуршали листами. — Я ознакомился с вашими намерениями и не имею возражений. Математику вы желаете изучать с пятого курса, физику — с третьего, а науку городского лидерства — со второго. Уверены, что безболезненно справитесь с такой нагрузкой?

— Она не превышает мою нагрузку в Академейе.

— Да, но профессора Мусейона не благоговеют перед вашей родословной. Едва ли стоит рассчитывать на поблажки.

— На Родосе тоже не было поблажек.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — процедил библиофилакс, провоцируя ее на резкость насмешливым взглядом маленьких черных глаз.

— У меня есть одна проблема, — сказала Рита, не отводя взора.

— В самом деле? Какая?

— Слуга. Он должен меня охранять по прямой просьбе отца, и все-таки нас поселили раздельно.

— Никакие слуги и охранники в Мусейон не допускаются. Исключений не бывает. Даже для членов императорской семьи.

Члены императорской семьи в Мусейоне не обучались. Императрица была бездетна, а почти вся ее родня давно перебралась подальше от взрывов на Кипрос.

— Если я вам понадоблюсь, не стесняйтесь обращаться прямо сюда, — положил конец беседе библиофилакс, закрывая и кладя Ритино досье в квадратную ивовую корзинку на правом краю стола. Затем он улыбнулся и прощально вскинул над головой левую руку.

Возвратясь в общежитие, она час просидела в прохладе комнаты — все пыталась успокоиться. К Вещам никто не прикасался, но будет ли так и впредь? Библиофилакс не вызывал доверия. Единственная надежда — на императрицу, возможно, она уже заинтересовалась Ритой и взяла ее под свою защиту. Рита все еще надеялась на скорую аудиенцию, подозревая, что, как только Клеопатра узнает о Вещах, доставшихся ей от бабушки, софе, и убедится в ее правдивости, с Мусейоном придется расстаться. И впредь о такой роскоши — учебе и исследовательской работе — можно будет только мечтать.

Окончательно расстроенная, она вышла из комнаты и поплелась на заседание женского совета. Максимум, на что она надеялась — выпросить замок.

«Неужели кругом одни враги?»

Крошечное черное отверстие в центре впадины южного полюса служило входом в осевую шахту астероида. Противоположный северный полюс (названия весьма условны, так как астероид не обладал естественным магнитным полем) являл собою гигантский кратер с иззубренной кромкой — бывший Седьмой Зал во всю свою ширь был открыт космосу. Корабли Гекзамона, оснащенные силовыми лучами, постепенно очистили его от обломков и превратили в космопорт. Считалось, что рано или поздно орбитальным объектам потребуется серьезный ремонт, и тогда Седьмой Зал сразу окупит все затраты. Маленьким же кораблям, вроде шаттла, доставившего Мирского и Ланье, проще было влетать и вылетать через южный полюс.

Ланье едва замечал тьму, поглотившую кораблик, его мысли все еще витали невесть где, усиливалась тошнота и росла злость на себя, на вечное недомогание.

— Прилетели, — сообщил русский.

Первый Зал почти не изменился, даже после остановки вращения и нового раскручивания Пуха Чертополоха он остался сравнительно целым. По-прежнему внизу стелилась невзрачная песчаная пустыня. Стоило выйти из кабины подъемника, как в спину ударил холодный неукротимый ветер с надменной серой громадины южного колпака. В двадцати километрах от дна долины мерцал рассеянный белый ореол плазменной трубы, окружающей ось.