Михаил Костин - Земля – Паладос

— Мы под поверхностью планеты на глубине примерно полутора миль, — поддержал тему Антрацит. — Учитывая то, что ты провел здесь более полумиллиона лет, естественно предположить, что осадочные породы превратились в отложения и со временем…

— Эй-эй, маленький голубой парнишка, хватит болтать, — оборвал Ру-пор. — Комната та же. Если космический город рухнул на эту Семгу, или как ее там, и зарос камнями, выходы из него должны быть там же, где и раньше.

— Выходы? — насторожился Исаак. — А их много?

— Десятка полтора плюс три космоотсека. Шлюз к космолетам, другой шлюз, напрямую в космос.

— Ты хочешь сказать, что у тебя здесь есть корабль?

— Я не хочу… я уже говорю! Здесь есть корабль, и не один, во всяком случае они здесь были, когда я засыпал. Идем, покажу.

Инопланетянин двинулся в сторону коридора, его шатало. У дверей лапы арибала разъехались, и он повалился набок. Забормотал что-то невнятное.

— Помочь? — вздохнул Исаак, подходя ближе.

— А что, похоже, что мне нужна помощь? — рыкнул Ру-пор.

— Да.

— Ноги плохо ходят, — пожаловался арибал. — Хотя, если прошло полмиллиона лет, наверное, это не удивительно.

Дверь первого отсека закрылась за Габриелем, но во второй пускать его явно не торопились. Более того, не успел священник-следователь оглядеться, как корабль стартовал. Космолет рептилий оторвался от поверхности планеты мягко, в разы мягче человеческих. Дарзини знали толк в технике, Габриель пережил на ногах и взлет, и первые пятнадцать минут в пути, чего в обычном корабле сделать было невозможно.

Время шло. Священник ждал. Наконец, когда, по его прикидкам, они должны были покинуть не только орбиту планеты, но и пределы системы, открылась следующая дверь. Габриель предположил, что его задержат и в этом отсеке, но ошибся.

За дверью священника-следователя ожидал представитель рептилий. На дарзини был черный до пят балахон с огромным, закрывающим лицо капюшоном. Впрочем, сейчас рептилия не пряталась, а капюшон покоился за плечами.

— Спасибо за помощь, — поспешил показаться вежливым Габриель. — Я…

— Мы вас ожидали, священник, — оскалился ящер-жрец. — Идите за мной.

Дарзини безбоязненно повернулся к Габриелю спиной и зашагал вглубь прямого и длинного, как кишка, коридора. Священник-следователь поспешил следом.

Идти пришлось совсем недалеко. Дарзини остановился возле одной из ближайших дверей, нажал кнопку на стене и отступил в сторону.

— Прошу, — приглашающе взмахнул лапой ящер. — Это ваши апартаменты. Временные.

Габриель прошел в комнату. «Апартаменты» оказались небольшими, шага четыре в длину и шагов пять в ширину. Мебели не было вовсе, а на противоположной входу стене виднелось окно с толстым стеклом. За окном столпились пяток ящериц в балахонах и с интересом разглядывали нежданного гостя.

Следователь обернулся и вздрогнул. Дверь за его спиной была закрыта, ни ручки, ни чего-то похожего изнутри не обнаружилось. Священник шагнул обратно, лелея надежду, что сработает какой-то фотоэлемент, но дверь не открылась ни при приближении, ни на прикосновение. Его заперли.

Из огня да в полымя, метнулось в голове. Габриель забарабанил по створке ладонью, потом кулаком, сильнее. Дверь не поддалась, никто не ответил.

— Что за шутки? Откройте! — крикнул он.

В ту же секунду ожил динамик, и из-под потолка донесся шипящий, как у всех ящериц, голос:

— Спокойнее, человек, спокойнее. Ты ведь пришел для участия в обряде.

— Нет, я пришел не за этим. Я…

— Ты пришел для участия в обряде, — тоном, не терпящим возражений, сообщил голос.

Габриель подошел к окну и посмотрел на одинаковые ящерообразные рожи. Которая из них с ним разговаривает?

— Я священник Церкви, — глядя на губы рептилий, произнес Габриель. — Я не имею права участвовать в жреческих обрядах. И вы не смеете меня заставить. Это противоречит конвенции Гессена.

— Не противоречит. Этот обряд станет для тебя последним, — пообещал голос. Священник отметил, что из пятерых дарзини с ним говорит тот, что стоит в центре. — Смерть избавит тебя от обязательств и конвенций. И нас тоже.

— Чья смерть? — не понял следователь.

— Твоя. У нас есть традиция. Человеческий священник приносится в жертву нашему небесному отцу и владыке. Обряд проводят пятеро. Один из них съедает печень жертвы, другой — почки, третий — мозг. Мне достанется сердце, потому попрошу не нервничать, я не хочу, чтобы в меня вместе со съеденным сердцем перешли твои страхи.

— Церковь вам этого не простит, — зло пообещал священник-следователь.

— Церковь не узнает, — не согласился дарзини. — А если и узнает, сделает вид, что не знала. Так было уже много раз.

Последняя фраза резанула по ушам какой-то дикой невозможной ложью.

— Что? — растерянно проговорил следователь.

Ответа не последовало. Динамик отключился. Пятеро отошли от стекла и занялись своими делами.

Габриель присел на пол. Церковь сделает вид, что не узнает. Что это значит? Что происходит с ним? Что такое все эти люди и инопланетяне говорят о Церкви? Что им известно, чего не знает он? Или это просто ложь, зависть. Но зачем? К чему подобные оговорки в беседе с тем, кто все равно скоро умрет? Ведь никто не собирается его переубеждать, агитировать перейти в свою веру. Дарзини, если верить жрецам-ящерам, собрались разделать его и сожрать по частям, как какое-то мясомолочное животное, выращенное на убой. Черный капитан, хоть и спорил с ним, но своих убеждений не навязывал. А Призрак…

Призрак, безусловно, мог наплести в предсмертной агонии чего угодно, лишь бы его отпустили, но пират и этот дарзини со своими странными оговорками…

Габриель устало провел ладонью по лицу. Еще недавно все было просто и понятно. Были догматы Церкви, непоколебимая вера и уверенность в своей правоте. Был непобедимый священник-следователь брат Габриель. А теперь… Вопросы, мысли, недомолвки, непонимание.

— Что происходит? — произнес Габриель вслух.

Никто не ответил.

Космоотсек оказался целым, более того, внутри обнаружился странного вида космолет. Небольшой, более всего походивший на диск, он сверкал серебристыми боками. Время, кажется, совсем ему не повредило. Вечные, что ли, конструкции строили эти арибалы?

Ру-пор заметно оживился. Он давно уже ковылял самостоятельно, тут же, при виде космолета, кинулся к нему чуть ли не вприпрыжку.

Тарелка стояла на опорах. К ней можно было подойти снизу. И вход, как оказалось, тоже находился там. Во всяком случае, когда Ру-пор заскочил под махину космолета, дно опустилось, и от пола космоотсека в чрево корабля побежала бегущая дорожка.

— Прошу, — пригласил Ру-пор.

— Это ты как открыл? — полюбопытствовал Исаак. — Или у тебя тоже хитрая система, про которую долго говорить?