Сергей Кусков - Телохранитель ее величества: Противостояние

В принципе, и эта стена своим существованием была обязана в большей степени одному-единственному человеку — нашей итальянке. Ревность — страшная штука, особенно профессиональная. Она поняла, что ее смещение с поста командира хоть и за горами, но неизбежно. Я показал себя как лидер, как командир, как грамотный стратег и тактик, когда она ничегошеньки не могла поделать, а значит, покажу и в будущем. Да, опыта у меня маловато, и физические данные еще не вышли на планируемый уровень, и необходимые командиру дисциплины только начал изучать, но итог все равно будет один. И любые ее противодействия бессмысленны.

Остальные же хоть и были в смятении, но в меньшей степени, и поддерживали стену отчуждения в основном только в ее присутствии. Особенно порадовали Сестренки, полезшие играть в «обнимашки» в душе, когда мы остались одни, как будто ничего не произошло. И даже позволившие гораздо больше обычного, словно в благодарность за полученное на полигоне удовольствие. Эти пойдут за сильным, — понял я. Любым сильным. Если докажу, что я сильнее — пойдут за мной. Если она — за ней. И лишние заморочки им до марсианского Олимпа.

Утро принесло новые вопросы, новые ответы и очередной всплеск эмоционального накала противостояния. Мало того, что с моей подачи одна из «сорок четверок» ушла в запас, что с их точки зрения не прощается, мало того, что другая слегла на больничную койку, что не прощается так же, теперь дровишек в огонь подкинула Мишель, заставляя их ненависть ко мне буквально полыхать.

Развод шел как обычно. Но под конец на середину вышла стоявшая доселе в сторонке глава нашего заведения, и все сразу почувствовали напряжение — что-то будет.

— Вчера один из наших младших товарищей, — без предисловия начала она, — во время учебного боя покалечил одну из наших девочек. — Пауза. На Плацу воцарилась идеальная тишина. — Мы можем много говорить о мотивах и причинах этого поступка, что все произошло не на пустом месте, мы можем говорить о правилах, о наказании или ненаказании сделавшего это, о том, кто когда и как начал первый. Мы можем говорить о многом, но не будем. Потому, что в любом случае это неправильный поступок. Ангелито!

Я сделал несколько шагов вперед, выйдя из толпы. Вытянулся.

— Да, сеньора.

— Ты ничего не хочешь нам сказать?

По рядам прошла волна удивленного шепота. Я и сам не понимал, что происходит Что это, концерт на зрителя, то есть для девочек? Или зритель — я, а остальное — антураж? Да и что говорить?

Говорить, что виноват? Не хочу — не чувствую вину. Не перед здесь стоящими. Говорить, что сорвался, что был приступ? Это неправда, а врать не буду. Да и бесполезно — все, кто надо, видели, что я ОСТАНОВИЛСЯ при зажжении красной лампочки, не ударил. Значит, был в состоянии воспринимать, действительность и адекватно реагировать. Что тогда она хочет?

— Я был не прав, что начал избивать ее, сеньора, — громко произнес я. — Это недостойно кабальеро, несмотря на то, что эта сеньорита сделала мне ранее. Вы это хотите услышать?

Пусть будет так. Был не прав, но вины не чувствую. Удобная позиция.

Мишель покачала головой, медленно обошла меня вокруг. По рядам прошла новая волна шепота — никто не понимал, что это за внеплановый цирк, все строили предположения.

— Считаешь, что поступил неправильно только потому, что ты — мужчина, и должен оставаться кабальеро? — наконец, усмехнулась златовласка.

— Так точно, сеньора! — гордо вскинул я подбородок.

— Ты не прав. Прав, но не до конца. Есть еще один момент, о котором ты забываешь.

В зале вновь установилась тишина. Я не стал спрашивать «что за момент» — не солидно. Ее партия — сама все скажет.

Действительно, выждав надлежащую паузу, она вновь громко обратилась ко мне:

— Ангелито, установочная фраза: «Человек, сражающийся с чудовищами, должен остерегаться, чтоб самому не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, это значит, что бездна тоже смотрит в тебя. Фридрих Ницше».

У меня от такого поворота аж челюсть отвисла, а дух перехватило, особенно после того, как осознал смысл сказанного. Вот тебе и установочная фраза! Вот тебе и Мишель! Вот тебе и Ницше!

«…Да она не знает о моем „свидании“ с сеньорой Морган!» — пронеслось в голове. И дыхание окончательно перехватило.

«Господи, Шимановский, что за игры такие?» — забил в набат внутренний голос. — «Они что, так и действуют сами по себе? Несмотря на то, что произошло и происходит? Они что, больные?»

— Повтори? — с усмешкой бросила она.

— Человек, сражающийся с чудовищами… — прилежно начал озвучивать я. Понятие «установочная фраза» сеньоре Гонзалес удалось вбить в меня практически на генном уровне. Но мысли мои роились далеко, пытаясь срочным порядком представить объективную картину происходящего. И таковая не радовала.

Вечером после инцидента партия королевы, которую представляет сеньора Морган, предупреждает об ошибках и их последствиях. Утром же Мишель от лица своей партии озвучивает то же самое, только немного в иной, более сложной для усвоения форме, «проталкивая» меня в нужном направлении. И это направление в точности совпадает с запросами партии королевы.

Минимум две группировки клана Веласкес хотят одного — усовершенствовать меня дальше, причем срочно и быстро, потому ставят в невероятно жесткие условия. Одни своей волею ставят, другие не мешают, а наоборот, помогают первым. А «минимум» потому, что есть еще одна сила, являющаяся пока темной для меня лошадкой — сеньор Козлов. Он однозначно не входит в партию королевы, и тем более ему до фонаря кабины истребителя партия Мишель. Но он тоже дал понять, что ему нужен сильный человек на роль «бога».

Вывод из этого неутешителен: они ЗАСТАВЯТ меня найти решение. Пойдут ради этого на что угодно. В итоге усовершенствование либо состоится, либо… Меня вынесут из шлюза бело-розового здания вперед ногами.

Потому и озвучено именно это слово, «чудовища», и именно здесь, на Плацу, перед всей толпой. Чтоб повысить градус их ненависти ко мне. И к ним, офицерам, естественно, но ввиду того, что офицерам ничего не сделают, отыгрываться девочки будут на моей персоне. И от этой мысли по спине побежал мороз.

— Хорошо, — кивнула Мишель. — Теперь произнеси ее на португальском, на диалекте региона Сан-Паулу.

— Человек, сражающийся с чудовищами… — вновь начал я на требуемом наречии.

— …А теперь на диалекте Парагвая, — продолжала давить Мишель, все повышая и повышая тональность. — …Венесуэлы, центральной части! …Пуэрто-Рико! …Панамы! …Мату-Гроссу! …Патагонии!..

— «…И если ты долго смотришь в бездну, это значит, что бездна тоже смотрит в тебя! Фридрих Ницше!»… — закончил я в двадцатый, наверное, раз и почувствовал, что выдохся. Выдохся морально. Кажется, по лбу даже пробежала капелька пота.