Иван Андрощук - Красная нить

Он оказался вдруг как бы среди исполинского оркестра, в котором не было ни одного знакомого инструмента и двух одинаковых: мелодии лились отовсюду, звуки самых разных частот и тембров сплетались в нечто странное, что, однако, не было лишено особой, величественной гармонии. Ошеломлённые астронавты смотрели на обзорный экран: снаружи рос настоящий каменный лес. Циклопические столпообразные скалы уходили вершинами в облака, а подошвами терялись глубоко на дне пропасти, затянутой оранжевым, слабо мерцающим туманом. На уступах скал цеплялись за камни скрючившиеся паукообразные деревья, торчали клочья рыжей травы. Мерцающий туман полз по склонам скал, обволакивал растения, заслонял перспективу меж столпами.

– Но мы ведь садились на равнину, – растерянно прошептал Леденцов. Астронавты вздрогнули: звуки музыки как бы расступились, пропуская шёпот Дария. Музыка не прервалась и не стала тише – однако фраза прозвучала так отчётливо, как будто в рубке была полная тишина.

– Этого не может быть… – Саймон не закончил, потому что и его голос прозвучал так же отчётливо на фоне мелодий.

– Спокойно, ребята, – сказал капитан. – Вещи происходят странные, ничего не скажешь. Сперва напоролись на горы, теперь – эта звукопроницаемая музыка… Но музыка – ведь это контакт?

– Да, капитан, музыка из той же оперы, кусочек которой долетел до Земли. Но где же сами музыканты? Почему они прячутся от нас?

– Обратите внимание на ландшафт. Вам не кажется, что очертания скал что-то напоминают?

– Они напоминают мелодии, которые мы слышим…

– Мы слышим – горы? Но ведь это – бессмысленно…

– Бессмысленно? Мы садились на равнину – здесь не было никаких гор. Только благодаря пилотам избежали катастрофы и приютились на выступе скалы. Мы не видим ни вершин, ни подошв этих странных скал. Ко всему – музыка, которая чем-то напоминает их очертания. Что же нам мешает предположить, что это – не горы, а живые существа?

– По логике, они должны быть не просто живыми, а разумными. Просто живые существа, как бы они ни были огромны, до Земли бы не докричались. Но могут ли разумные существа состоять из камня и быть покрытыми дикой растительностью?

– В том, что мы видим и слышим, нет ничего удивительного, – вмешался в спор товарищей Корн Лекок, третий контактор. – Айвен, ты разговариваешь на интерлинге, однако и теперь в твоём голосе слышится простор казахстанской степи. Звучание голоса, фонетический состав языка очень зависит от среды обитания его носителей. Фонетика – это и есть мелодия наречия, музыка, которую мы, вникая только в смысловую сущность речи и засоряя её заимствованиями, разучились слышать. Но давайте вслушаемся в какое-нибудь древнее слово. Например, «дождь». В звучании слова «rain» англичанина больше, чем в томах этнографов; не меньше расскажет о немце слово «Regen». «Дождь», – говорит русский, и на смену германскому рокоту струй приходит колокольный звон, слышится глубокая, непереводимая ни в слова, ни в мысли грусть. «Дощ», – скажет украинец, и напряжённая звонкость становится мягким шорохом, а безысходная грусть непостижимым образом переходит в ласковый тихий вздох…

– А может быть, – предположил Айвен. – Здесь мы столкнулись с противоположным явлением – сохранив музыку, ариадняне полностью потеряли её смысловое наполнение?

– А это мы сейчас проверим. В нашем распоряжении – новый аппарат профессора Цыбули.

– Переводить – музыку?

– А почему бы и нет? Если музыка имеет семантическое содержание – традуктор нам переведёт её, если нет – поможет найти её источник.

Корн вышел и вскоре вернулся с небольшим сиреневым ящиком. Контактор утопил клавишу: из традуктора выдвинулись и начали быстро вращаться две небольшие антенны. Прошло минут пять, прежде чем антенны остановились и вошли обратно в корпус, и ещё столько же времени, прежде чем традуктор заговорил:

– Очень сложная программа. Не могу найти решения.

– Значит, в музыке всё-таки есть семантический подтекст?

– Это не смысл. Предназначение, сверхзадача. Не знаю, что. Их много. Они везде.

– Но где они? Где источник звука?

– Они везде. Источник звука – звук. Звук рождает звук, – традуктор умолк.

– Перегорел? – спросил капитан после минутной паузы.

– Думает, – возразил Копн, кивнув на огоньки, бегающие по пульту традуктора.

– Что бы это значило – звук рождает звук?

– Эхо?

– С эхом аппарат разобрался бы. Тут что-то другое…

– Быть может, музыканты – невидимы?

– Нет. При работе в звуковом диапазоне традуктор не реагирует на световые волны – он только слышит и анализирует то, что слышит. Кстати, традуктор, ты так ничего и не придумал?

Щёлкнула клавиша, и шкала пульта погрузилась во мрак.

– Обиделся, – усмехнулся Айвен. – Машины профессора Цыбули на редкость обидчивы. Я бы назвал это комплексом машинной неполноценности, – он повернулся к обзорному экрану. В стремительно возрастающие и низвергающиеся темпы вплёлся плавный, нежный, какой-то даже цветной мотив. – Смотрите…

Мерцающий туман между стволами скал растаял и открыл перспективу. В прогалах виднелась просторная равнина. Её зелёный простор делила надвое широкая ленивая река.

– А вот и равнина…

– Чуть-чуть промахнулись.

– Мы не могли промахнуться, – жёстко возразил Ван: он страдал тем же комплексом профессионального несовершенства, что и машины профессора Цыбули. – В этой местности вообще не было никаких гор.

– Значит, так, – сказал капитан. – Дарий, сообщи на Землю, что будем выходить. Об обстоятельствах особо не распространяйся – а то ещё не разрешат.

– Земля не отвечает, капитан.

Некоторое время люди ошарашенно молчали – только мощные волны музыки бились в стены ходовой рубки. Затем снова заговорил капитан:

– По инструкции в случае потери связи с центром мы должны: а) немедленно возвращаться и б) в особых случаях – действовать на своё усмотрение. Ответственность, а следовательно, и командование во втором пункте полностью ложится на капитана. Кто как считает – следует ли считать наш случай особым? – Бранзолетто обращался главным образом к группе контакта – и не только потому, что им надлежало решать вопрос о целесообразности экспедиции – но и потому, что в остальных членах экипажа он не сомневался.

– Конечно, следует. Не возвращаться же нам с пустыми руками только потому, что пропала связь.

– Я тоже так считаю.

– Надо высадиться. Осмотреть всё как следует, ощупать. Взять пробы. А то получается, что мы пришли в гости – и уходим, даже не постучавшись в дверь.

– Значит, решено. Кто пойдет?

– У меня разряд по альпинизму, – сообщил Отто Влипп.

– Хорошо, пойдём с тобой. Пристёгиваемся.

Читать дальше