Иван Андрощук - Побеждающий разум

В бездонной черноте пространства вспыхивает яркая оранжевая звезда. Боб не верит глазам, протирает их, затем повторяет опыт – и ещё одна звезда вспыхивает рядом с первой.

Боб вскакивает, прыгает и орёт, как помешанный. Из-за слабого тяготения он едва не улетает на орбиту искуственного спутника астероида: немного угомонившись, возвращается и создателю:

– А теперь, синьор создатель, отнеси-ка ты меня на Землю, в ту самую рощицу под Локарно, в которой… – Боб додумывает фразу про себя, блаженно закрывает глаза и нажимает клавишу. Через минуту открывает глаза, снова закрывает, долго-долго не решается открыть, наконец открывает и ликование на лице его медленно переходит в глубокое разочарование: перед ним всё те же мрачные камни, усеянные обломками звездолёта. «Но ведь получалось со звездами», – растерянно думает Боб и зажигает ещё одну звезду. «Что бы ещё придумать?» Придумывать ничего не надо, потому что после ужина в тюремной столовой у него и маковой росинки во рту не было. Голод и жажда, вечные спутники затерявшихся в пустыне, настойчиво напоминают о себе. Пить так пить, решает Боб и мысленно прочерчивает в унылом ландшафте русло реки.

Оту открывает глаза и встречается взглядом с полными страдания, но ласковыми глазами девушки. Мау пытается улыбнуться – Оту скорее догадывается, чем видит это – и эта измученная улыбка поднимает его с земли. Юноша снова берёт девушку на руки, и они снова плывут по раскалённому воздуху к селению, и рядом с ними, кося единственным глазом без вен, идёт бог смерти Гуагеу.

Внезапно словно холодный ветер овеял ноги. Оту смотрит вниз и не верит глазам: он бредёт по колени в прозрачной студёной воде.

«Вода!» – кричит он, но распухшее горло не пропускает ни звука. Мау видит этот беззвучный крик, видит слёзы в глазах юноши и снова пытается улыбнуться. Оту опускает девушку в воду, вода срывает и уносит шкуру шорумба, омывает изможденное девичье тело, глаза Мау широко раскрылись и подёрнулись слезами, она глубоко дышит, открывает рот, обнажая красивые белые зубы, и беззвучно хохочет.

Ни один камень не сдвинулся с места, ни одна капля влаги не оросила камень. Быть может, он создаёт только звёзды? Боб отдаёт распоряжение, нажимает клавишу, и рядом с ним на чёрном безжизненном камне пробивается росток. Росток быстро превращается в стройный стебель. Ромашка взмахнула огромными белыми ресницами, удивлённо взглянула на Боба жёлтым зрачком: куда это нас занесло? – но, едва Боб перестал о ней думать, скрутилась пружинкой и почернела. Между тем голод и жажда всё настойчивей овладевают мыслями Боба. Боб в воображении стелит на камень широкую скатерть и уставляет её всем, что только может прийти на ум голодному человеку: вот, зажав в зубах яблоко, загадочно усмехается невыносимо розовый печёный поросёнок, навстречу ему на серебряном блюде царственно плывёт исполинский осётр, в хрустальных кувшинах дымится прохладный оранжад…

Всё так же беспощаден огненный лик Роороо; всё так же раскалён воздух; большая сушь стоит над Батунга, землей тенгов.

Но сушь больше не страшит тенгов: теперь не от голода, а от радости блестят их глаза.

Веселая дробь тумбатумба висит над площадью собраний – всё селение пришло сюда исполнить Танец Благодарности Великому Богу Акиенобобу. В центре танцующих колдун Наранганаранга со своим барабаном: он задорно колотит в натянутую на деревянный круг шкуру мураска и выкрикивает слова песни. Рефрен подхватывает всё племя – чтобы песня достигла неба, чтобы тенгов услышал Великий Акиенобоб:

О, А-ка-йе-но-бо-об!

Когда ушли тучи и солнце сожгло посевы,

Когда ушли на север мураски,

Когда умерла река,

Когда Роороо и Гуагеу несли жару и смерть,

Когда погребальные костры освещали тенгам дорогу в страну предков,

О, А-ка-ей-но-бо-об!

Ты свершил чудо – и вода вернулась в реку,

Ты постелил тонкие шкуры и накормил тенгов

Пищей, которой питаются боги,

Ты вложил в руки тенгов чаши из тонкого камня,

Прозрачного, как вода, и лёгкого, как воздух

И напоил тенгов

Напитком, который пьют боги.

О, А-ка-ей-но-бо-об!

Уже Роороо спрятал свой огненный лик за Вечерние горы, уже богиня ночи рассыпала по небу ожерелья звёзд, а в селении тенгов всё продолжается радостный танец, всё льётся Благодарственная песнь и весело стучит тумбатумба – маленькое чёрное сердце племени.

Теперь Боб уже видит их: высокие, тощие, в длинных серых балахонах. Они привязывают Боба к тяжёлому грубо отёсанному столу, вынимают жалобно поющую двуручную пилу и начинают пилить. Боб извивается, кричит и просыпается от крика. Но боль не проходит – пила, ставшая невидимой, продолжает ржавыми зубами рвать живот. Боб Кайенский нащупывает создатель, воображение послушно рисует целые горы мяса, птицы, рыбы, фруктов, сыров, целые бочки вин…

Изо дня в день небо приносит тенгам обильные дары. С каждым днём в селение всё уверенней возвращается жизнь. Тела и лица тенгов стали полными и гладкими. Охотники уже принесли из утренних гор добытого шорумба. Влюблённые возобновили свидания. Молодой охотник Оту сложил у камы Мау свадебный дар, и дар был принят. На берегах воскресшей реки робко зазеленела трава. Каждый вечер племя собирается на площади, чтобы исполнить Танец Благодарности. С каждым вечером длиннее становится Благодарственная Песнь, ибо дары, которые Великий Аииенобоб приносит тенгам, всё умножаются и умножаются.

Веки тяжелы, словно створки тюремных ворот. Огромные шмели жужжат в голове, вползают в уши, виски распухли – это лазят под ножей чудовищные насекомые. Во рту – раскалённый песок, тысячезубый хищник яростно рвёт внутренности.

Боб закрывает глаза и видит растерянное лицо инспектора Вотрубоне. «Боб, я отпущу тебя, только вернись», – лепечет инспектор. Боб хочет сказать – да, он вернётся, он согласен сидеть любой срок, но вдруг чувствует, что никогда не скажет этого.

И отчетливо произносит: «… …» Потому что сказать инспектору эти слова он мечтал всю жизнь, ещё с той далекой поры, когда толстощёкий сержант Вотрубоне впервые надрал ему уши, ему, тогда ещё Робертино, семилетнему похитителю велосипедов. Быть может, именно в том, чтобы сказать Джеронимо Вотрубоне эти слова, и состоял смысл жизни человека по имени Боб Кайенский, человека, у которого никогда не было своих саней, своего велосипеда, своего автомобиля, своей тарелки.

Боб раздвигает веки и смотрит на небо, в котором уже горят тысячи ярких звёзд. Боб нащупывает рукой аппарат и нажимает клавишу. Щёлк, щели – в небе одна за одной вспыхивают новые и новые звёзды. Нет ничего проще, чем зажигать звёзды.

В тот день бог Роороо не встал над Утренними горами – в небе с ночи клубились низкие тяжелые тучи. Ленивый ветер медленно гнал их с севера на юг. Голодный шорубма вылез из пещеры и жадно вбирал трепещущими ноздрями влажный воздух; ощутив близость живительной влаги, лес распрямлял сухие, но ещё не мертвые руки ветвей; вся измождённая, потрескавшаяся под губительными лучами земля неудержимо тянулась к обещающему дождь небу. И только тенгов не радовала долгожданная свежесть. С утра никто не принимался за работу, не ушёл охотиться; никто не смеялся, не напевал, громко не разговаривал, все были тихими и печальными. Даже дети не затевали игр, только с пугливым любопытством заглядывали в лица взрослым: что происходит? Старый колдун Наранганаранга, угрюмо сгорбившись, сидел посреди площади. Лицо его было серее пыли, в глазах стояла глубокая скорбь. Порой к нему подходил кто-то из соплеменников и таким же скорбным взглядом спрашивал – колдун тяжело вздыхал и отрицательно качал головой.

Читать дальше