Андрей Ливадный - Опоздавшие к старту

Мелкие частицы секли по стенам Сегмента, издавая этот вкрадчивый, почти неслышный шелестящий звук.

— Что это такое, ты толком объяснить можешь, Саша?

— Пыль. Радиоактивная пыль из глубин Пустошей.

— Ты что? Откуда же ей здесь взяться? — Мелех не хотел верить услышанному.

Вадим встал, подошел к бойнице.

— На датчики посмотри. — Раздался ответ Сергунина. — Уровень радиации смертельный. Не знаю, остановил бы Барьер такую бурю? Ветер поменял направление еще сутки назад, почти сразу как вы уснули.

— Значит, и атмосферные процессоры накрылись? — Вопросительно произнес Вадим, так и не сумев ничего разглядеть за плотной завесой поднятой в воздух и несущейся мимо со скоростью около двухсот метров в час смертоносной бури.

— Выходит так. Иначе резкую смену направления ветра не объяснишь. — Согласился Александр.

— Так, подождите! — Мелех сел. — Что же получается?! Орда механизмов атаковала не саму границу, а Барьер?

— На первый взгляд — так. — Ответил Туманов, вновь неосознанно взглянув за окно. — Но я пока не вижу смысла в происходящем! Идиотизм! Кому нужна еще одна гигантская Пустошь? Может быть пылевая буря — это спорадическое явление, вызванное отказом атмосферных процессоров на нашей территории?

— Я измерил уровень радиоактивности и взял пробы состава частиц. — Ответил Сергунин. — К сожалению, могу сказать, что явление не природного и не локального характера. Частицы зараженного облака преодолели тысячи километров, они практически принесены по воздуху из эпицентров ядерного конфликта, где действительно много подобного пепла. Конечно, капризов природы после внезапного отключения Барьера и отказа атмосферных процессоров я прогнозировать не могу, но мне кажется, что пылевая буря, которая, судя по всему, движется фронтом в сотни километров, создана искусственно.

— Почему не разбудил сразу? — Спросил Мелех.

— А смысл? Нервы трепать? Сделать мы все равно ничего не можем. Я пытался включить испарители, но все бесполезно. Да и в условиях пылевой бури зону осадков не сформируешь.

— Ну, хоть что-то еще, кроме уровня радиоактивности частиц ты выяснил? — Спросил Туманов, плохо контролируя свои эмоции.

— Мне удалось создать модель более или менее отвечающую наступившим условиям. — Спокойно ответил Сергунин.

— Ну-ка покажи… — Мелех подошел к компьютерному терминалу, некоторое время рассматривал схему на мониторе, а затем спросил: — Выходит если все атмосферные процессоры на территории России заставить работать в несвойственном режиме, а попросту — гнать воздушные массы не к Барьеру, а в противоположную сторону, то тут у нас создается зона разрежения, пониженного давления, куда устремляется воздух с Пустошей, ветер поднимает пыль, и постепенно процесс нарастает, захватывая все более дальние области?

— Верно.

— Кстати помутнение воздуха и наличие пыли я заметил еще на передовых рубежах. — Выслушав, добавил Вадим. — Похоже, что Саша верно обрисовал ситуацию. Машины атаковали не столько Сегмент, сколько Барьер, только логики здесь я все равно не вижу.

— Нам придется все тщательно проверить. — Сказал Дима, по-прежнему глядя на схему. — Если мы доберемся до ближайшего атмосферного процессора и обнаружим, что он создает зону пониженного давления, то я соглашусь, что машины атаковали Барьер.

— Даже если так, кто мне ответит на элементарный вопрос: кому это выгодно?!

— Ясно, что не людям, и даже не мутантам. — Хмуро обронил Мелех.

— Тогда кому? Может быть, ты скажешь, что уничтожать последний участок живой земной поверхности понадобилось машинам?!

— А почему нет? У них то же могут быть свои виды на Землю и собственные представления о будущем планеты. Не мы ли сами снабдили их искусственными нейросетями, чтобы те могли думать?

Город пустел.

Сначала все происходило незаметно: когда до университета и обратно ездишь в глухой, лишенной окон кабинке пневмопоезда, окружающее как бы перестает существовать.

Услугами общественного транспорта Инга стала пользоваться после того, как пару раз опоздала на занятия, решив воспользоваться собственной машиной и простояв в пробках по нескольку часов.

Сокращение числа студентов в аудиториях тоже не вызывало особого удивления. О переселении на Новую Землю и начале загрузки флота колониальных транспортов знали все. По складу характера Инга была не то чтобы нелюдима, но после исчезновения родителей, работавших в Антарктиде, она явно замкнулась в себе, — слушала лекции и тут же уезжала домой, где ее ждала бабушка. Они вместе перенесли тщетные надежды и осознание пришедшего горя, — за всеми переживаниями Инга не думала о колониальном проекте, и даже отказалась заполнять анкету «колониста» — как она могла покинуть Землю, когда бабушка слышать ничего не хотела о космических кораблях?

Естественно, она осталась.

Инга вела прежний образ жизни, только университет через некоторое время закрылся, и лекции теперь она слушала дома, через компьютерную сеть.

Иногда, когда хотелось развеяться, она брала машину и ездила по ночному городу, наслаждаясь щемящим, горьким одиночеством, любуясь открывающимися с высотных магистралей видами, и почему-то не ощущая, что город уже практически пуст — тысячи огней, по-прежнему освещавшие улицы, оттеняли темные громады домов, но она не задумывалась о том, что среди феерии света больше не видит освещенных окон…

А потом пришел страшный черный ураган, засыпавший мегаполис пеплом.

По всем коммуникационным каналам передавали одно и тоже предупреждение: ни в коем случае не выходить из дома, поддерживать в помещениях избыточное давление, пока машины очищают город от радиоактивных осадков.

Для Инги месяц, проведенный взаперти, внезапно стал серьезным испытанием: заболела бабушка.

В каждом из высотных домов обязательно был медицинский этаж, — андроиды, вызванные Ингой, перевезли бабушку туда, а она, не в силах смотреть как медленно, безнадежно умирает единственный оставшийся у нее родной человек, приходила к ней два-три раза в день, но даже поговорить им толком не удавалось — странная болезнь, поразившая организм бабушки, стремительно прогрессировала и, в конце концов, вежливые, но неумолимые дройды вообще перестали впускать Ингу в палату.

Спустя неделю бабушка умерла, ее тело кремировали, а Инге не отдали даже урны с прахом, объяснив, что болезнь была вызвана боевым вирусом, занесенным с Пустошей.

Она осталась одна. Совершенно одна в пустом городе, окруженном черной, погибшей всего за пару недель тайгой.

Вот тогда Инге стало по-настоящему одиноко и страшно. Она опасалась выходить на улицу, но сидеть дома тоже становилось порой невыносимо, из программ сферовидения пропали выпуски новостей, круглые сутки по всем кабельным каналам крутили художественные фильмы, исчезла даже реклама, а в городе начали происходить странные перемены: из окна она видела, как строительные сервомеханизмы демонтируют часть высотных зданий, занимаясь не то перепланировкой города, не то его разрушением.