Михаил Хрипин - Воина миров. Второе пришествие

Сторонники переселения в Теплый Мир очень многочисленны, они не остановятся ни перед чем. Отправив первую партию снарядов, они только ненадолго отвлеклись, чтобы расправиться с восстанием, поднятым мессией Амелией. Жестоко подавив восстание, они с прежним рвением возобновили подготовку к переселению и сейчас смогли отправить новую партию снарядов.

Когда Иррат закончил говорить, солнце уже заметно продвинулось к закату. Марсианин очень устал, но его никто не прерывал — опасались упустить что-нибудь важное. Истощенный, он расслабленно вытянулся в кресле и молча посмотрел на слушателей.

«К чему приведет моя откровенность?»

Профессор Уотсон еле справлялся, скрывая дикое возбуждение от услышанного. Рассказ настолько точно повторял его теорию, что о большем и мечтать нельзя. Спустя некоторое время, когда Иррат придет в себя, нужно будет прояснить некоторые детали, но уже сейчас можно смело утверждать, что десятилетия, потраченные профессором на исследования, не пропали зря. Теперь профессор имел все основания убеждать командование сил сопротивления в том, что необходимо использовать его теорию для победы над чудовищами.

Уотсон собирался немедленно потребовать созвать совещание штаба, чтобы аргументировать свое предложение. Теперь все доказательства в его распоряжении.

С доктором Лозье творилось нечто столь же грандиозное. Осознание правоты Уотсона вызвало у доктора чувство небывалого восхищения. Но это было не восхищение гениальностью старого ученого. Да, это присутствовало, но в меньшей степени, чем потрясение от перспективы использования его открытия. Только теперь Лозье начал понимать, какую мощь представляет собой наука о генах, открытых профессором.

Новый взгляд на бесконечность возможностей стремительно менял воззрения Лозье на цель его будущей жизни. Потрясение открытием полностью вытеснило из сознания невероятный рассказ о людях, прилетавших на Марс.

«Гены! Могущество!»

Доктор Лозье встал из кресла совсем другим человеком.

Инженер Салье сидел за верстаком в комнате, битком набитой инструментами, слесарным оборудованием, станками и измерительной аппаратурой. в дверь постучали.

— Войдите! — крикнул Салье.

Дверь распахнулась, внутрь протиснулся невообразимых размеров человек. Ему пришлось сильно пригнуть голову, он осторожно прошел, едва не задев плечами оба косяка сразу.

— Тесновато живете, — проворчал гость, впрочем, вполне добродушно. Он говорил по-французски с сильным акцентом, Салье не смог определить, с каким именно.

— С кем имею честь?

— Иван Кулибин, прямым ходом из Лондона.

Пришедший огляделся, но дальше пройти не торопился. Проход между двумя станками был подозрительно узок.

— Клод Салье, инженер-механик, рад познакомиться.

— Я тоже по этой части, — ответил новый знакомый. — Ваши ребята откопали меня в Лондоне, вовремя успели, не то я бы скоро там коньки отбросил.

— Говорите, Кулибин? а не из тех ли…

— Они самые. Мы одни такие.

— Вот Морис удивится.

— Что за Морис?

— Морис Антрак, мой коллега по работе здесь. Изучаем образцы, снятые со снаряда. Я — по механике, он — больше по материалам необычным.

— Ну, значит, я попал, куда надо.

Кулибин наконец решил рискнуть, стал пробираться дальше. Один из станков, тот что оказался полегче, с натужным скрипом уступил давлению богатырской груди и съехал в сторону, пока не уперся задней стороной в стенку.

— Да, действительно тесновато, если подумать, — заметил Салье.

— Да ерунда! в тесноте, да не в обиде, как у нас говорят. Присесть бы мне, а то колено поцарапал, все ноет и ноет.

Он присмотрел свободное местечко на полу, огляделся в поисках стула. не найдя свободных сидений, подошел к железному закрытому ящику, стоявшему на верстаке. Взяв его в руки, Кулибин легонько встряхнул, но ничего по звуку не определил. Поставил ящик на пол, уселся, крёхнув, вытянул вперед больную ногу.

Салье с трудом сглотнул. Он прекрасно помнил, что лежало в ящике, а также долгие потуги двух молодых грузчиков, которые пытались поднять его на верстак.

— Так вас, мсье Кулибин, к нам определили?

— Да вот, говорят, лаборатория ваша одна на весь штаб. Так что тут особенно и выбора не было.

— Ну да, ну да, — протянул Салье, продолжая смотреть на чуть видимый под фигурой Кулибина ящик.

— Я там, в Лондоне, пока взаперти сидел, успел одну штуковину смастерить. Ваши ребята как увидели ее, сразу сказали — «мы тебя на большую землю отправим, ты нам таких побольше наделай». Ну, а я что? Они мне жизнь спасли, что ж я, отказываться буду? Вот и приплыли.

Салье пока ничего не понимал из слов великана, но чувствовал, что наступают интересные времена. Первый день партизанский отряд в Лондоне — и уже такие успехи. Какого-то специалиста обнаружили, да еще переправить успели, и не куда-нибудь, а сразу в штаб. Нет сомнений, что повод для этого оказался самым наиважнейшим.

Кулибин крутил головой, изучая интерьер.

— Что это за форточка? — он ткнул пальцем в сторону прямоугольной стеклянной плоскости, стоящей перед Салье на столе.

— Это электрический проектор. — В голосе Салье слышались нотки восхищения. — Мы сняли его со снаряда. Удивительная вещь.

— Как электрический?

— С помощью электричества он может создавать на своей поверхности изображение. Больше всего это похоже на кинематограф. Но не требуется никакой пленки.

— Какой в этом смысл?

— О, это можно понять, только рассмотрев вторую составляющую.

Кулибин чуть подался вперед, ящик жалобно скрежетнул. Он вгляделся в инопланетный предмет. Плоская пластина из стекла, не прозрачного, словно наполненного серой дымкой. Рядом на столе лежал толстый жгут проводов, змеей выползающий из-за панели. Салье машинально касался рукой жгута, легонько поглаживая пальцами его поверхность. Внешний осмотр не дал Кулибину никаких ответов.

— Кончайте темнить.

— Если бы не случай, мы никогда не оценили бы всю мощь этого устройства. Но нам повезло. Мы обследовали каждый закоулок снаряда, проследили все провода, но нашли это.

Салье кивнул в сторону небольшого предмета. Круглый, напоминающий шайбу, он был сделан из материала, родственного материалу панели. Кулибин проследил еще раз глазами за переплетением жгута. Точно, другим концом жгут соединялся с кругляшом.

— Это кинокамера, — продолжал Салье. — Но она не обычная. Я даже думаю, что нам не следует применять термин из кинематографа, потому что к съемке на пленку это не имеет никакого отношения.

— Я, видите ли, сударь, инженер-механик…

— Вы не сможете этого не понять. Это необычно, но по сути своей просто. Итак, я бы предложил назвать это просто камерой, хотя внутри она не пустая, но… Впрочем, ладно, не будем тратить время. Так вот, панель — показывает изображение, а камера — создает его для нее. Точнее, не создает, а, подобно кинокамере, передает изображение на панель, как на кинопленку. Но на панели его видно сразу же!