Пётр Моршанцев - Эхо вторжения

Наконец, следуя странным указаниям голоса, войдя в одну приоткрытую тол-стую, сантиметров в сорок, металлическую дверь, она оказалась в круглом помещении со столами, на которых размещалось несколько компьютеров с выключенными экранами дисплеев. В центре комнаты из потолка свисало странное устройство, которое Вероника идентифицировала, как перископ. Отважившись заглянуть в окуляры, она увидела мрачную картину разрушения. Обвалившиеся остовы домов и груды обломков. На стального оттенка небосводе, темнели свинцовые тучи, сквозь которые не пробивалось ни одного, даже самого слабого луча солнца.

Оказавшись в этом, так сказать, наблюдательном пункте, Вероника не сразу ощутила, что «голос», который привел ее сюда, исчез. Но когда она это осознала, то испытала понятное облегчение и в то же время опасение, оттого, что ей дальше делать и как быть в такой ситуации.

И в этот момент она услышала шаги. Шаги доносились из коридора. Шаги тя-желые, размеренные и в то же время уверенные. В первый миг Вероника обрадовалась, что она здесь не одна, но потом, прислушавшись внимательнее к этим шагам, засомневалась, мужчине ли эти шаги принадлежат, как она вначале подумала? Кто это? Обладатель того «голоса», который возникал в ее голове?

Завизжала плохо смазанными петлями дверь, которую она не догадалась за собой запереть и в комнату вступила металлическая, напоминающая человеческую, статуя серебристо-зеркального окраса, окруженная ореолом голубовато-призрачного свечения, ярко выделяя фигуру в черноте дверного проема. Металлизированное привидение, словно пушкинская статуя Командора с гулким шагом переступила порог. Сочленения колен и локтей гибко гнулись, создавая иллюзию неестественного живого тела из-за впечатления отсутствия суставов.

Чудовище повернуло голову в сторону Вероники и ярко-голубое мерцание раз-реза глаз без зрачков зловеще сверкнуло в ее направлении.

Вероника, охваченная диким ужасом, пронзительно закричала и…, услышала спокойный голос:

— Чего ты орешь? — В дверях ее комнаты в собственной квартире стояла внушительная фигура отца. И только теперь до сознания Вероники стало доходить, что ей все привиделось в кошмарном, тяжелом сне и она, наконец, поняла, что проснулась.

— Сон плохой приснился? — Участливо спросил Букограй. — Не удивительно! Частью населения города психиатры уже занимаются. Некоторые совсем с «катушек съехали»! Ты давай-ка, бери себя в руки! Может, пока у нас с Еленой поживешь? А то все одна, да одна! — И он перевел разговор на другую тему. — Я пока чайник поставлю, а ты вставай и одевайся. Разговор серьезный имеется! — С этими словами он удалился на кухню.

«И, правда! — Подумала Вероника. — Второй кошмарный сон уже! Причем без видимых причин! — Она припомнила другой кошмар, приснившийся ей прямо перед началом «эпидемии». — Прямо, мания преследования какая-то!» — Она быстренько выскользнула из-под одеяла. Когда температура воздуха позволяла, Вероника всегда спала обнаженной. Это в основном было летом, и только дома, зимой отопление квартиры не всегда этому способствовало. Она накинула халат и направилась в ванную. Хотя она могла одеваться «по-военному», но пока греется чайник, можно успеть и умыться и зубы почистить.

Часы-будильник, стоявшие на полке в ванной, показывали десять часов утра. «Ну и разоспалась я! Не удивительно, что черт знает что, сниться начинает!» — Подумала она. И в проснувшемся мозгу заструились мысли по поводу сна: «Неужто опять, какой катаклизм надвигается, как в прошлый раз?»

Пока Вероника чистила зубы и смывала с себя остатки сна, она попыталась догадаться, с каким серьезным разговором заявился отец. После «освобождения» города он был у нее всего один раз — на третий день после этого события, и визит тот был коротким. Букограй тогда убедился, что с ней все в порядке, даже продуктами она на первое время обеспечена, и убежал по своим неотложным делам. В тот день он мимоходом попытался выяснить, что за личности заходили к ней во времена «черной ночи» и обеспечили ее продуктами. Но Вероника, почему-то неосознанно даже для самой себя, ничего ему не сказала, сославшись на то, что имен ей они своих не называли, а если и называли, то она их забыла.

Спустя неделю, когда жителям разрешили передвигаться в переделах города, Веронику посетила «тетя-мама» Елена и доставила ей злополучный ночной пропуск. Они провели вместе весь день, вдвоем вычистили и вымыли всю квартиру до зеркального блеска, разговаривая о происшедших событиях, но мама Лена личностями ночных гостей не поинтересовалась, хотя и знала об их визите. Она еще тогда предложила пожить пока у них с Букограем, мотивируя тем, что вместе все же спокойнее. Но Вероника отказалась. Она уже привыкла к независимости, да и была у нее слабая надежда, что Николай к ней еще придет. А как она сможет его встретить, если ее здесь не будет?

Развлекательные учреждения в городе еще не работали, и мама Лена приходила к ней почти ежедневно, за разговорами они «убивали» время. Выстирали все белье, какое только нашли, благо с водой теперь перебоев не было, наверное, потому, что многие промышленные предприятия — основные потребители воды, сейчас простаивали.

В квартиру Букограя Вероника для тех же самых целей не пошла, отказываясь и при этом приводя различные надуманные причины. Потому, наверное, мама Лена и начала что-то подозревать, и, наконец, спросила: «Да ты, наверное, ждешь кого-то? Случаем не влюбилась? Не в того ли парнишку, который тебя едой обеспечил?»

Вероника тогда густо покраснела, но ничего вразумительного вымолвить в от-вет не смогла. Да и что она могла ответить? Она и сама еще не разобралась ни в своих чувствах, ни в мотивах своего поведения.

И не сказать, что причиной этого была так вовремя в свое время появившаяся в ее распоряжении банальная в других условиях еда. Она так никому и не призналась, что была на грани голодной смерти, продлись «дни черной ночи» еще с недельку. Ибо получилось так, что когда она накануне «эпидемии» возвратилась из столицы, в доме практически не было никаких продуктов, кроме забытой в холодильнике банки килек в томате и четверти бу-ханки ржаного хлеба, достигшей за время ее отсутствия каменной твердости. Вероники не было дома больше месяца, откуда в таком случае взяться запасам еды. И оказавшись неожиданно взаперти в квартире, она из природной гордости и упрямства не обратилась даже к соседям, которые могли находиться в таком же положении, и предпочла тянуть свою кильку и зачерствевший хлеб до последнего. Даже достаточного запаса воды у нее не было. Когда-то по настоянию отца она прошла месячный ускоренный курс выживания при одном из учебных заведений службы безопасности, и теперь обретенные знания ей в какой-то мере помогли. Условно питьевую воду она обнаружила в смывном бачке унитаза до того, как использовала этот последний запас по его прямому назначению.