Герберт Фрэнк - Все хроники Дюны (авторский сборник)

Бывают и такие прелести, как вопросительные междометие «эх?», «хах?» и «хе?» или непонятно какое «учз-х-х?», произнесённое Стилгаром, когда Джессика взяла его на болевой прием. Тут искажено и звучание, и смысл.

«Этой ночью, – думает Джессика, – лишь тот, кто устроился на ночлег под землей, имеет право хвастать». А у автора все наоборот: «Имеет ли право хвастать тот, кто сегодня забился на ночь под землю?»

Масса путаницы по мелочам: в оригинале «сидел, поджав ноги» – в переводе «развалившись». В оригинале «поджал губы» – в переводе «надул губы». И так далее. Приводить все ляпы, ошибки, опечатки и нелепости – проще опубликовать для сравнения весь текст книги.

Но все-таки «синяя Дюна» была ближе прочих к оригиналу. Хотя Герберта и засушили – все эмоции, весь накал испарился, и получилось, по-моему, довольно скучно. А в иных местах, пытаясь «оживить» речь, переводчик (редактор?) сделали ее довольно нелепой, просто вследствие слабоватого владения языком родным, доходящего порой едва ли не до алексии. А может быть, я просто слишком ревниво отношусь к собственному переводу.

А вообще каждое очередное переложение «Дюны» все более укрепляло меня в мысли о необходимости издания человеческого перевода. Я закончил свой перевод еще в 1991 году, но у издательства все время были разные трудности. А книга сложная, работы редакторам и корректорам много… да и наборщикам тоже. Сознаюсь, я сдал в редакцию рукопись в самом полном и изначальном смысле этого слова, то есть текст, написанный от руки. Посему пользуюсь случаем извиниться перед сотрудниками редакции за связанные с этим проблемы и поблагодарить их за титанический труд. Зато теперь наконец те, кто не может прочесть Герберта по-английски, прочтёт – как мне кажется – примерно ту «Дюну», какую писал автор. А не ту, какую переводил… не знаю кто. Программа-переводчик, наверное? Это мне попалась как-то инструкция к популярной компьютерной игрушке, переведённая такой программой. Так вот там рекомендовалось, в частности: «Когда вы приклеились в а мёртвый конец давите космическую преграду», что в оригинале означало: «Когда вы попали в тупик, нажмите клавишу пробела». Словом, старая история про то, как «голый кондуктор бежит под вагоном» (сиречь «неизолированный проводник проходит под вагонеткой (крана)»). Только в старые времена такие ляпы умели ещё делать без помощи компьютеров.

Коль скоро мне досталась возможность высказать наболевшее, скажу вообще о переводах: не верьте! Если вы видите какую-нибудь нелепость в русском тексте, это еще не значит, что она была и у автора. Сколько я встречал дичайших ошибок, причем порой даже в довольно хороших переводах! То в викторианской Англии джентльменов приглашают в публичный дом – а ошибка эта так стара, что её приводят примером все, кто пишет об Англии. Речь идет о пабе, то есть пивной (по-английски буквально действительно «public house»). То описывается военный: сидит это офицер в ресторане, а «грудь его туники заляпана фруктовым салатом». И этот неряха преспокойно беседует с сенатором и его супругой. А всё потому, что «фруктовым салатом» военные прозвали орденские планки – такие, знаете, пёстренькие полосочки, которые носят вместо медалей, чтоб не слишком звенело. А «туника» – это «мундир» или «китель», и прошу вас, читая переводную литературу, помните об этом. Гражданские, особенно в будущем – Бог с ними, может, они и впрямь носят туники, тоги и столы. Но военные, полагаю, и в будущем не станут обряжаться в античные хламиды! С военными вообще у переводчиков много хлопот. То они требуют срочно подвезти на позиции амуницию – хотя зачем в разгар боя нужны ремни и портупеи, неясно: ведь по-английски «ammunition» – «боеприпасы», а русское слово «амуниция» обозначает все то, что носят военные, кроме непосредственно формы и оружия, а также конскую сбрую, когда речь идет о кавалерии. Или вот: «там лежали стволы, набитые порохом». Если бы переводчик смутился нелепостью фразы и посмотрел бы в словарь, то бочонки с порохом не превратились бы в стволы. А безоткатные пушки (recoilless guns) не стали бы загадочными безоткатными (и даже в какой-то повести «несжимаемыми») ружьями. Офицер, услышав приказ старшего по званию, не заорал бы «ай-яй-яй, сэр!», а ответил бы «Слушаюсь!» или «Есть!», потому что «Aye, aye, sir!» – это именно «Есть!» и есть. И средневековый негодяй не целился бы в положительного героя из непонятного жавелина, и не носил бы вельветовый костюм, – он, разряженный в бархатный камзол, наставил бы в грудь смельчака копьё. Всадник не стал бы натягивать вожжи (впрочем, тут уже не ошибка перевода, а незнание реалий: у всадника – поводья, а вожжи – у кучера. Как и в случае, когда получившему удар в пах герою кажется, что «его яйца раздулись до масонского кувшина». Не было у масонов никаких особенных кувшинов – речь идет о широкогорлых бутылках популярного калифорнийского вина «Paul Masson», сейчас оно продаётся и у нас.). При взгляде на симпатяшку-официантку космопроходец не чувствовал бы себя рогоносцем – он ощутил бы себя готовым к атаке на невинность красотки (horny). «Навстречу мне по дороге ехал перамбулятор с женщиной-водителем». Кто знает, как выглядит эта жуткая машина? Никто? Так я скажу: четыре колеса, люлька с ребенком, ручка. «Perambulator» – это детская коляска (обычнео сокращается в «pram», но в словаре есть! И женщина, ясно, не за рулем – просто катит колясочку… А как вы думаете, кто такой «гопстер»? Гопник-гангстер? Почти. Это – член республиканской партии… Бесперечь путаются слова «кремнёвый» и «крeмниевый»: то покажут нам средневековый кремниевый пистолет – еще бы германиевую шпагу и селеновую аркебузу, все утеряны пришельцами; – то, напротив, продемонстрируют кремнёвые транзисторы. Не иначе как вытесанные вручную лучшим мастером племени Серого Медведя, Уыхом. Подводит переводчиков и словообразование, вызывая к жизни жуткую птицу рыбо-ястреба. Это ведь был ястреб-рыболов, а переводчик как-то забыл, что примененный им тип словосложения обозначает гибридов или «нечто среднее между». Например: «звероящер», «козлотур», «овцебык» (если вам пришли в голову «короед» и «птицеяд» – это не то, второй корень в этих видовых названиях происходит от глагола «есть»).

Еще одна распространённейшая ошибка: вот диалог, речь идет о пропавшем ребенке. «Теперь нам его, думаю, уже не найти, – говорит один. – Живым…» – «Какой стыд!» – реагирует собеседник (между прочим, злодей). Вот именно – какой стыд для переводчика (и ведь сделавшего вполне удачный перевод, даже абсолютно правильно справившегося с неоднозначным заглавием книги – это был «Salem's Lot», «Салимов Удел», где «удел» – это и название городка («владения, территория, поместье»), и «участь». А усеченное «Салим» (от «Иерусалим») напоминает о городке Салем, знаменитом самым крупным в истории Америки процессом над ведьмами). Так вот, перевод очень недурен, и тем досаднее ошибка: «What a shame!» означает вовсе не «позор» и не «стыд», а «какая жалость!». А «cheese!» или «Say 'cheese'!», часто встречающиеся в англоязычных книгах – это вовсе не «сыр», а «улыбочка!» или «спокойно – снимаю!», в зависимости от контекста. Сыр тут ни при чем – просто при произнесении этого слова губы растягиваются в улыбку, потому фотографы и просят произнести его. Общее место, как и случай с «публичным домом» или «стыдом». А вот поди ж ты, раз за разом переводчики наступают всё на те же грабли…