Герберт Фрэнк - Все хроники Дюны (авторский сборник)

Чани подняла крышку кофейника, откуда повалил пар. Она опустила крышку, и Пол понял, что кофе еще не готов. Серебряный кофейник в форме беременной женщины — это ганима, военная добыча, доставшаяся ему после того, как он убил прежнего владельца в личном поединке. Кажется, его звали Джемиз… верно, Джемиз. Что за странное бессмертие выпало на его долю! Зная, что смерть неизбежна, неужели он именно такую прочил сам себе?

Чани расставила чашки, голубые, приземистые, словно повитухи, рядом с кофейником. Три чашки: по одной на каждого пьющего и одну — для всех прежних владельцев. — Через минуту кофе будет готов, — сказала она, взглянув на Пола, и он постарался представить себе, каким она его видит. Все еще чужеземец, сухощавый, жилистый, но все же полный воды в сравнении со Свободными. Напоминает ли он ей Узула, того, чье имя он принял, когда они с матерью были беглецами в пустыне?

Пол оглядел себя — стройное тело, тугие мышцы, немного прибавилось шрамов, по в целом все то же, и ведь он уже двенадцать лет как Император. Подняв голову, он увидел свое лицо в зеркале: синие глаза Свободного след приверженности к спайсу, нос Атридесов. Ведь он родной внук Атридеса, который погиб на арене в схватке с быком, на глазах у своего народа, жаждущего зрелищ.

Пол вспомнил слова старика: «Тот, кто правит, берет на себя ответственность за тех, кем он правит. Ты хозяин, но это значит, что иногда от тебя требуется самопожертвование, бескорыстный акт любви, который может лишь позабавить тех, кем ты правишь». Подданные до сих пор вспоминают старика с любовью.

«А что сделал я во славу Атридесов? — спросил себя Пол. — Выпустил волка среди овец».

На минуту он задумался над всеми убийствами, над всем насилием, что творятся его именем. — Немедленно в постель! — приказала Чани, и Пол с усмешкой подумал, в какое замешательство пришли бы его подданные, если бы они могли услышать ее повелительный тон.

Он послушно лег навзничь, закинув руки за голову и отдаваясь привычным успокаивающим движениям рук Чани.

Неожиданно окружающая обстановка поразила его своей необычностью. Совсем не так представляли себе спальню Императора его подданные. Свет беспокойно плавающих шаров перемещал тени множества кувшинов на полке, за спиной Чани. Пол про себя перечислил их содержимое — сухие ингредиенты пустынной фармакопеи, мази, ладан, горсть песка из съетча Табр, прядь волос их сына, невинного младенца, убитого двенадцать лет назад в битве, которая сделала его, Пола, Императором.

Густой запах спайсового кофе заполнил комнату. Пол вдохнул этот запах, и взгляд его упал на желтую чашку рядом с подносом, на котором Чани готовила кофе. В чашке лежали земляные орехи. Неизбежный распознаватель яда, смонтированный под столом, размахивал над чашкой своими паучьими лапками. Это рассердило Пола: в дни пустыни не было нужды искать в пище яд.

— Кофе готов, — сказала Чани. — Есть будешь?

Его сердитый ответ потонул в грохоте спайсового лайнера, поднимающегося в небо с взлетного поля Арракина.

Чани видела, что Пол не в духе, однако налила кофе и подвинула ему чашку. Потом она села в изножье кровати, обнажила его ноги и начала растирать мышцы, затекшие от долгой ходьбы и стилсьюте. Самым обыденным тоном, который, однако же, не обманул Пола, она сказала:

— Давай поговорим о желании Ирулэн иметь ребенка. Пол раскрыл глаза и внимательно посмотрел на Чани: — Прошло всего два дня, как Ирулэн вернулась с Валлаха-9. Она что, уже была у тебя?

— Мы не говорили с ней об этом, — сказала Чани.

Пол напряг свои способности ментата и стал рассматривать Чани, подмечая каждую деталь, как учила его мать, Бене Джессерит. Ему не хотелось проделывать это с Чани. Секрет ее притягательности отчасти заключался для него в том, что ему не надо было рядом с ней напрягать свои способности ментата. Чани обычно избегала непрямых вопросов. Ее вопросы, как правило, касались практической стороны. Чани интересовали факты, от которых зависело положение ее мужчины, его влияние в Совете, верность его легионов, сила и слабость его союзников. В памяти у нее хранилось множество имен и подробностей. Она легко могла перечислить все слабые стороны любого из известных ей врагов, представить возможное расположение вражеских сил, предугадать возможные планы предводителей вражеской армии, определить производственные мощности главных отраслей промышленности противника.

?Почему же теперь она заговорила об Ирулэн?" — силился понять Пол.

— Я тебя встревожила, — извинилась Чани. — Я не хотела этого.

— Чего же ты хотела?

Она стыдливо улыбнулась, встретив его взгляд.

— Если ты сердишься, любимый, не скрывай этого.

Пол снова опустил голову на подушки.

— Может быть, отослать ее? — спросил он. — Польза от Ирулэн теперь сомнительная, к тому же мне очень не нравится ее последнее путешествие.

— Ты не отошлешь ее, — сказала Чани, продолжая массировать ему ноги. — Ты много раз говорил, что она твоя связь с врагами, что по ее действиям ты угадываешь их планы.

— Почему же тогда ты заговорила о ее желании иметь ребенка?

— Я думаю, это обескуражит наших врагов и поставит Ирулэн в зависимое положение… если ты сделаешь ее матерью.

По движениям ее рук он понял, чего стоили ей эти слова. В горле у него застрял ком. Он негромко сказал:

— Чани, любимая, я поклялся, что она никогда не будет лежать в моей кровати. А ребенок дал бы ей слишком большую власть. Ты что, хочешь, чтобы она заняла твое место?

— У меня нет места.

— Неправда, Сихайя, моя пустынная весна. Почему ты вдруг решила позаботиться об Ирулэн?

— Я забочусь о тебе, а не о ней. Если у нее будет ребенок Атридесов, ее друзья усомнятся в ее верности им. Чем меньше они будут верить ей, тем меньше она принесет им пользы.

— Ее ребенок может повлечь за собой твою смерть, — сказал Пол. — Ты знаешь, какие здесь возможны заговоры. — Он повел рукой, повторяя очертания крепости.

— Ты должен иметь наследника! — выдохнула она чуть слышно.

— Ах, вот оно что!

Теперь все ясно: Чани не родила ему наследника, значит, это должен сделать кто-то другой. Почему бы и не Ирулэн? Так рассуждала Чани. И это должно быть сделано при помощи секса, так как по всей Империи действовало строжайшее табу на любые искусственные способы оплодотворения. Чани пришла к этому заключению, руководствуясь естественной логикой Свободных.

Пол в новом свете рассматривал ее лицо. Его он знал лучше, чем свое собственное. Он видел его в экстазе страсти, видел смягченным сном, видел на нем выражение страха, гнева, печали…

Он закрыл глаза и снова мысленно увидел Чани еще юной девушкой поющей, просыпающейся рядом с ним. В его воспоминаниях она улыбалась, сначала стыдливо, потом напряженно — как будто хотела бежать из его видений.