Герберт Фрэнк - Все хроники Дюны (авторский сборник)

Почему-то оно приводит ее в ярость.

Луцилла больше ничего не сказала, а потому Великая Чтимая Матре чуть наклонилась вперед.

— Вы скрываете!

— Разве я не в праве скрывать от тебя то, что может помочь тебе победить нас?

Вот тебе вкусная наживка!

— Я так и думала! — с явным удовлетворением она откинулась на спинку кресла.

— Впрочем, почему бы не открыть это? Ты полагаешь, что ниши единоличной власти всегда под рукой и их можно заполнить, но не понимаешь того, что это означает в случае моей Общины.

— О, скажи мне пожалуйста.

Тяжеловато для сарказма.

— Ты думаешь, что все можно свести к инстинктам, уходящим корнями в племенные времена и дальше. Вожди и старейшины. Таинственная мать и Совет. А до них Сильнейший (или Сильнейшая), кто заботится о том, чтобы все были сыты, что бы всех охранял огонь у входа в пещеру.

— В этом есть смысл.

Да, правда?

— О, я согласна. Эволюция форм изложена достаточно ясно.

— Эволюция, ведьма! Одно положенное на другое.

Эволюция. Смотри-ка как она бросается на ключевые слова.

— Это сила, которую можно взять под контроль, повернув ее на себя саму.

Контроль! Смотри, какой ты вызвала интерес. Она любит это слово.

— Так вы устанавливаете законы так же, как и все остальные!

— Регуляции, может быть, но разве все не временно?

— Конечно, — сказано с напряженным интересом.

— Но твоим обществом управляют бюрократы, которые знают, что, чтобы они ни делали, они неспособны внести в это ни грана воображения.

— Это важно?

Неподдельно озадачена. Взгляни, как она хмурится.

— Только для тебя. Чтимая матре.

— Великая Чтимая Матре!

Ага, она еще и обидчива!

— Почему ты не позволяешь звать тебя Дама?

— Мы не близки.

— А футар тебе близок?

— Перестань уходить от темы!

— Хочу зубы чистить, — вмешался футар.

— А ты заткнись!

И впрямь гневается!

Футар опустился на четвереньки, но явно не испугался.

Великая Чтимая матре перевела горящий оранжевым огнем взгляд на Луциллу:

— Что насчет бюрократов?

— У них нет пространства для маневра, поскольку именно вследствие этого жиреют те, кому они подчиняются. Если не видишь разницы между регуляцией и законом, силу закона имеет и то, и другое.

— Не вижу никакой разницы.

Она даже не понимает, что она о себе выдала.

— Законы выражают миф о навязанной перемене. Прекрасное новое будущее наступит, поскольку принят тот или иной закон. Законы навязывают будущее. А регуляции, как верят, придают силу прошлому.

— Верят?

Ей и это слово тоже не нравится.

— В каждом случае действие иллюзорно. Как назначение комитета для изучения проблемы. Чем больше людей в комитете, тем больше предвзятых мнений по данной проблеме.

Осторожно! Она действительно над этим задумалась, пытается приложить к самой себе.

Луцилла попыталась придать своего голосу наибольшую убедительность:

— Ты живешь в приумноженном прошлом и пытаешься понять некое неопознаваемое будущее.

— Мы не верим в предвидение.

Да нет, верит! Наконец-то. Вот почему она держит нас в живых.

— Дама, пожалуйста. В самозаточении в тесном круге законов всегда есть нечто неуравновешенное.

Будь осторожна! Ей не нравится, что ты зовешь ее Дама.

Великая Чтимая Матре поерзала в своем кресле, скрипнуло дерево.

— Но законы необходимы!

— Необходимы? Это опасно.

— Почему же?

Помягче с ней. Она чувствует, что ей что-то угрожает.

— Правит необходимость, а законы не дают адаптироваться. И неизбежно обрушивается вся система. Это как банки, владельцы которых думают, что покупают себе будущее. «Сила в моем времени! Плевать на потомков! «.

— А что могут сделать для меня потомки?

Не говори ничего! Взгляни на нее. Она реагирует на основе общего сумасшествия. Подкинь ей что-нибудь другое.

— Чтимые Матре начинали как террористы. Сначала бюрократы и террор как избранное оружие.

— Если оно у тебя под рукой, используй его. Но мы подняли восстание. Терроризм? Слишком хаотично.

Ей нравится слово «хаос». Оно включает все, что находится вне ее. Она даже не спросила, откуда ты знаешь о ее происхождении. Она принимает наши способности как мистические.

— Не странно ли. Дама… — никакой реакции, продолжай — …как быстро восставшие подражают под власть того самого уклада, над которым одержали победу? Это не столько — яма на пути всех правительств, сколько заблуждение, поджидающее каждого, кто приходит к власти.

— Ага! А я думала, ты скажешь мне что-нибудь новое.

Это мы знаем: «Власть развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно».

— Неверно, Дама. Здесь действует правило более тонкое и гораздо более всеобъемлющее: Власть привлекает коррумпированных и развращенных.

— Ты смеешь обвинять меня в коррупции?

Следи за глазами!

— Я? Обвиняю тебя? Единственный, кто способен на это, — ты сама. Я лишь высказала тебе мнение Бене Джессерит.

— И не сказала мне ничего!

— И все же мы верим, что над всяким законом существует мораль, которая как сторожевой пес должна следить за всеми нападками на неизменное регулирование».

Ты употребила два слова в одной фразе, а она даже не заметила.

— Власть срабатывает всегда, ведьма. Власть есть закон.

— И правительства, которые увековечили себя на такой срок, что эта вера всегда становится спутницей коррупции.

— Моральность!

Ей плохо дается сарказм, особенно, когда она вынуждена защищаться.

— Я действительно пыталась помочь тебе. Дама. Законы опасны для всех — виновных и невинных в равной мере. Не важно, считаешь ли ты себя могущественной или беспомощной. Законы не обладают человеческим пониманием ни людей, ни самих себя.

— Нет такой вещи, как человеческое понимание!

На наш вопрос получен ответ. Не человек. Обращайся к ее подсознанию. Оно скрыто нараспашку.

— Законы всегда требуют интерпретации. Связанный законом не желает никакой терпимости к сочувствию. «Закон есть закон».

— Так и есть!

Ушла в защиту.

— Это опасная мысль, особенно для невиновных. Люди инстинктивно это чувствуют и негодуют на подобные законы. Делаются какие-нибудь мелочи, зачастую бессознательно, чтобы подрезать крылья «закону» и тем, кто занимается этой чушью.

— Как ты смеешь называть это чушью? — Паучья Королева поднялась было с кресла, но упала обратно.

— О, да! И закон, персонифицированный во всех зависящих от него жизнях, возмущается, слыша слова, подобные моим!

— И по праву, ведьма!

Но она не приказывает тебе замолчать.

— «Больше законности! «, говорите вы, «больше законности! «. Таким образом вы создаете все больше инструментов, закрывающих дорогу сочувствию, и по ходу дела новые ниши для тех, кто питается от этой системы.