Герберт Фрэнк - Все хроники Дюны (авторский сборник)

И где-то в этой сети, скорчилась предводительница Матре, у которой нет лица.

Паучья Королева.

Не безумна ли она по нашим стандартам? На какую страшную муку я послала Дортуйлу?

Чтимые Матре шли дальше мании величия. По сравнению с ними Тиран казался смешным разбойником. Лито II, по меньшей мере, понимал, что Бене Джессерит знают как балансировать на лезвии меча, сознавая, смерть ожидает тех, кто соскользнет с этой грани. Цена которую ты платишь за то, что стянул на себя такую власть. Чтимые Матре игнорировали эту неизбежность, громя все вокруг, как гигант в судорогах ужасающей истерики.

Ничто до сих пор не могло оказать им успешного сопротивления, и теперь они на все реагировали с убийственной яростью берсерков. Истерия по собственному выбору. Преднамеренный психоз.

Потому что мы оставили нашего баша на Дюне растрачивать свою жалкую армию в самоубийственной защите? Невозможно сказать, скольких Чтимых Матре он прикончил.

И Берзмали, погибший на Лампадас. Без сомнения. Чтимые Матре на себе испытали его силу. Не говоря уже о натренированных Айдахо мужчинах, которых мы высылаем чтобы сами Чтимые Матре хлебнули того, что испытывают мужчины, когда те обрекают их на рабство. Попасть в рабство к мужчинам!

Достаточно ли этого, чтобы вызвать подобную ярость?

Возможно. Но что это за истории с Гамму? Тег проявил новый талант, который привел Чтимых Матре в неподдельный ужас?

Если мы восстановим память нашего баша, придется тщательно за ним присматривать.

Удержит ли его не-корабль?

Что на самом деле сделало Чтимых Матре столь злобными? Они жаждут крови. Никогда не приносите таким людям дурных новостей. Ничего удивительного, что их солдаты так неистовствуют. Могущественный человек, будучи напуган, способен убить гонца на месте. Не приносить дурных известий. Лучше погибнуть в бою.

Люди Паучьей Королевы ушли за пределы высокомерия. Никакая критика невозможна. С тем же успехом можно упрекать корову в том, что она жует траву. Корова будет совершенно права, если поднимет на вас пустые глаза, как бы осведомляем «А разве не это мне положено делать??

Зная вероятные последствия, почему мы разожгли их ненависть? Мы не похожи на того, кто ударяет палкой по серому круглому предмету и видит, что это осиное гнездо. Мы знаем, кому наносим удар. План Таразы, и ни один из нас не задал ни одного вопроса.

Община оказалась перед лицом врага, чей преднамеренной политикой было истерическое насилие. «Мы обезумеем».

А что произойдет, если Чтимые Матре потерпят болезненное поражение? Во что выльется их истерия?

Я боюсь этого.

Осмелится ли Община подкармливать этот огонь?

Мы должны!

Паучья Королева удвоит свои усилия в надежде отыскать Дом Ордена. Насилие возрастет до еще более омерзительной степени. Что тогда? Станут Чтимые Матре подозревать в симпатиях к Бене Джессерит всех и каждого? Не повернутся ли они против своих собственных союзников? Задумывались ли они над тем, каково это быть одним в целой вселенной, лишенной иной разумной жизни? Скорее всего эта мысль вообще не приходила им в голову.

Как ты выглядишь, Паучья Королева? Как ты мыслишь?

Мурбелла говорила, что не знала ни верховного командующего, ни даже командиров среднего звена своего Горму ордена. Но Мурбелла предоставила наводящее на интересные размышления описание комнат одной из лейтенантов. Информативно. Что человек называет домом? Кому она позволяет держаться поблизости, чтобы разделять с ними мелочи повседневной жизни?

Большинство из нас выбирает компаньонов и вооружение, отражающие нас самих.

Мурбелла говорила: «Одна из личных служанок отвела меня в ее апартаменты. Красуясь, демонстрируя свое право войти в святая святых. Общественные помещения были чисты и прибраны, но в частных комнатах царил форменный беспорядок: одежда, валяющаяся там, где ее бросили, банки с мазями открыты, постели не убраны, вода, сохнущая на тарелках на полу. Я спросила, почему они не убрали всю эту грязь. А она ответила, что это не ее дело. Ту, что занимается уборкой, допускают в эти комнаты незадолго до наступления ночи».

Скрываемая вульгарность.

У такой и ум должен соответствовать этому приватному бардаку.

Одрейд вдруг открыла глаза. Сконцентрировалась на картине Ван Гога. Мой выбор. Древняя картина заставляла вибрировать жизнью всю ту долгую человеческую историю, которую хранила, но не способна была оживить Иная Память. Ты отправил мне послание, Винсент. И из-за тебя я не стану отрезать себе ухо… или посылать бесполезные признания в любви тем, кому пет до них дела. По крайней мере, это я могу сделать, чтобы почтить тебя. Спальная келья хранила привычный острый запах пряной гвоздики. Запах любимых цветочных духов Одрейд. Служители поддерживали его здесь как некий фон.

И вновь Одрейд закрыла глаза, мысленно возвращаясь к Паучьей Королеве. Одрейд казалось, что это упражнение создает новое пространство существования этой безликой женщины.

Мурбелла говорила, что главе Чтимых Матре достаточно было приказать, и она получала все, что бы ни пожелала.

— Все.

Мурбелла описывала известные случаи: потерявшие любой привычный облик сексуальные партнеры, приторные засахаренные фрукты, эмоциональные оргии, разожженные созерцаниями невероятной жестокости.

— Они всегда ищут крайностей.

Доклады шпионов и агентов обрастали плотью полувосхищенных рассказов Мурбеллы.

— Все говорят, у них есть право править.

Эти женщины вышли из автократической бюрократии.

О таком свидетельствовало многое. Мурбелла рассказывала об уроках истории, которые говорили, что первые Чтимые Матре решили проводить исследования для достижения сексуального доминирования «над остальной частью населения, „когда налогообложение стало слишком угрожающим для тех, кем они правили“.

Право править?

Одрейд казалось, что эти женщины вовсе не собирались настаивать на этом праве. Нет. Они предполагали, что это их право никогда не может вызывать никаких вопросов. Никогда! Ни одного неверного решения. Плевать на последствия. Их никогда не случится.

Одрейд села на своей кушетке, понимая, что нашла наконец искомое проникновение в суть.

Никогда не случается ошибок.

Чтобы сдержать все это, требуется невероятных размеров «мешок» подсознания. И тогда очень нестойкое сознание в ужасе выглядывает на полную хаоса вселенную, которую сами же эти женщины и создали!

Ооо! Великолепно!

Одрейд вызвала послушницу ночной вахты, алколита первой ступени, и попросила принести меланжевый чай, содержащий опасный стимулятор, что-нибудь, что притупило бы потребность тела во сне. Но какой ценой. Прежде чем подчиниться, послушница немного помешкала. Но через несколько минут вернулась с дымящейся кружкой на маленьком подносе. Когда-то давно Одрейд решила, что меланжевый чай, заваренный на ледяной воде из глубинных колодцев Под Домом Ордена успокаивающе действует ей на нервы. Горький стимулятор уже лишил ее этого освежающего вкуса, а теперь ее стала еще и грызть совесть. Ведь кто-нибудь из тех, что наблюдают за ней, обязательно проговорится. Беспокойство, беспокойство, беспокойство. Решатся ли Прокторы на еще одно голосование?