Геннадий Прашкевич - Великий Краббен (сборник)

Наконец, кто видел дипротодонтов, заселявших когда-то равнины Австралии?

А ведь местные золотоискатели до сих пор рассказывают о каких-то необыкновенных гигантских кроликах, обитающих в пустынных центральных районах самого южного материка.

А разве не выловил доктор Д. Смит из океанских глубин диковинную кистеперую рыбу, считавшуюся вымершей уже многие миллионы лет назад?

Просто мы привыкли к асфальту городов, к тесным, знакомым улицам, к безжизненным лабиринтам мертвого бетона, привыкли к ничего не сулящим закоулкам загаженных зоопарков, а мир…

…мир огромен.

– А сколько этот Краббен может стоить?

Я промолчал, прислушиваясь к долгим тоскливым стонам.

– Наверное, много, – сам себе ответил Сказкин. – У меня столько нет.

Я промолчал. Я слушал долгий плач Краббена. Мысленно я видел темный путь Краббена в ночном океане среди безмолвия звезд и вспышек люминофор. Кто он? Откуда? Куда плывет?

– Никогда! – плакался рядом Сказкин. – Никогда, начальник, не буду я миллионером! Дома у меня в Бубенчиково все удобства во дворе. И вот как ни приду я в домик с сердечком на деревянной дверце, так сразу вижу – валяется там на полу пятак. Пылью покрылся, паутина его оплела. Но валяется.

Туман.

– А говорил, к пяти вернемся!

Туман.

– Дождь будет, однако, – длинно зевнул Сказкин.

И правда, как в гигантскую трубу, вдруг вынесло в небо согретый солнцем туман. Призрачно высветились кошмарные обрывы, отразились солнечные лучи от плоских вод. И тотчас откуда-то, как стрекот швейной машинки, пришел, растянулся, поплыл в утреннем воздухе томительный, ни на что не похожий звук.

– Берегись, воздух!

Над кальдерой кружил вертолет.

И, конечно, не мы одни это поняли.

Встревоженный Краббен неуклюже сполз в воду, оттолкнулся ластами и медленно, без единого всплеска, ушел в глубину – черная туманность, пронизывающая светлую бездну.

– Уходит! – заорал Серп Иванович.

И замахал с каменного козырька вертолетчикам.

– Да что же это он делает! Не мог, что ли, зайти со стороны пролива?

– Ты что, – разъяснил Серп Иванович. – Это же МИ‑1. Его любым ветром сдувает.

Свесив с каменного козырька босые ноги, Сказкин с наслаждением шевелил голыми пальцами. Он уже не боялся Краббена. Он уже ничего не боялся. Техника шла ему на помощь, техника подтверждала: ты, Сказкин, человек, ты истинный Венец творения! Человечество тебя в беде не оставит!

Только я был в отчаянии.

Выгибая спину, отчего он и впрямь казался горбатым, Краббен бесшумно уходил к Камню-Льву. Вот он прошел мимо высокой скалы, загаженной чайками и бакланами, вот поднял грудью новый мощный вал, вскинул над водой плоскую голову и теперь уже навсегда… навсегда… навсегда… совсем навсегда растворился в плотной голубоватой дымке, стелющейся над океаном.

Ревя, завис над берегом вертолет.

Серебряный круг винта, рыжий пилот.

– Да брось ты, начальник! – утешал меня Сказкин. – Я тебя в Находке с корейцем сведу. Он тебе за маленький бутылёк что хошь изобразит на спине!

«Почему это так, начальник?» Ученый совет СахКНИИ.

Опять богодул с техническим именем. Яблоко Евы и яблоко Ньютона. «Как там с базисфеноидом?» Романтики с «Цуйо-мару». Гинзбург против Шикамы. О почте – в последний раз. Приписка.

Глупо стоять перед мчащимся на тебя табуном.

Надо или уходить в сторону, или вставать во главе табуна.

К сожалению, встать перед Краббеном я не мог. К еще большему сожалению, мы вообще не смогли больше обнаружить Краббена, хотя я заставил матерящегося рыжего пилота («Скоро световой день кончится!») дважды дать круг над океаном на пространстве от Камня-Льва до вулкана Атсонупури.

Пилот злился. Его оторвали от дел, его загнали в какую-то дыру ради двух идиотов.

– Если бы не Агафон, – злился он, – вы бы у меня тут посидели!

Даже Сказкин возмутился: «Вывел бы я тебя на пару слов!»

К счастью, под нами был океан – из вертолета человека не выведешь. Да и знал я, чем обычно кончаются угрозы Сказкина. На моих глазах он как-то вывел из южно-курильского кафе худенького старпома с «Дианы». Сказал, что на пару слов, а сам не являлся в кафе целую неделю. Хворал.

«Потеряли! – с отчаянием думал я. – Не успели найти и уже потеряли! Чем я докажу, что мы на самом деле видели Краббена? Бреднями о пропавших собаках, о несчастной корове Мальцева, о каком-то корейце из Находки?»

Ухмыльнувшись, Сказкин ткнул меня локтем.

– Слышь, начальник! Вот почему так? Придешь, скажем, к Агафону, а он рыбу чистит. И лежит среди пучеглазых окуней такая черная тварюшка – хвост как щипцы, голова плоская, вся в тройной колючке. Вот не бывает на свете таких рыб, все знают, что таких рыб вообще не бывает, а она лежит! Спросишь: где такая водится? Да кто ж ее знает? – ответит Агафон. И чувствую я, начальник, что правду говорит сирота, а все равно ему не верю.

– Рыбка-то была?

– Да неважно, начальник. Тут другое важно. Вот забежишь в кафе вечерком, поддашь немножко и не хочешь, а брякнешь кому-нибудь: «Слышь, организмы, рыбу вчера поймал! На хвосте уши, на глазах козырьки, под животом парус!» Все повернутся, да ну, мол, тебя, но обязательно найдется такой, кто сплюнет через плечо: «Тоже мне! Мы в Беринговом кошельком такую брали!»

Я вздохнул. Я вдруг увидел: Сказкин устал. Да может он и прав. Может, главное в том, что он вернулся в кальдеру.

Горизонт, белесый, выцветший, отсвечивал, как дюралевая плоскость. Прозрачная под вертолетом вода вдали мутнела, сгущалась. Тут не то что Краббена не заметишь, тут Атлантиду не увидишь со всеми ее храмами! И пилот подтвердил: «Вам привиделось, наверное». И кивнул: «Хватит переживать. Вон сверток вам Агафон передал».

Ах, Агафон! Ах, сирота! Я жевал вкусного, тугого, приготовленного Агафоном кальмара. Ничего тут не поделаешь, напугал вертолет Краббена. Но рано или поздно объявится. Раньше объявлялся, значит, опять объявится. Не может не объявиться, если корейцы в Находке до сих колют его изображение на спинах клиентов.

Непременно объявится!

Тогда и истолкуют все факты.

«Да, истолкуют…» – подумал я, представив Ученый совет нашего института.

Я, младший научный сотрудник Тимофей Лужин, делаю научное сообщение. Лаконичное, ясное. Пропавшие собаки… несчастная корова сироты Агафона Мальцева… разорванный хищником сивуч… истерзанная сельдяная акула… наколка на спине Серпа Ивановича…