Вера Крыжановская (Рочестер) - На соседней планете

В глубине, несколько ступеней вели в особую часть храма, закрытую тяжелой пурпурной завесой. На ступенях, по обоим концам, стояли треножники с курившимися благовониями, и около каждого из них дежурила жрица.

Подойдя к завесе, жрец пал ниц и сказал:

— Мы вступаем в святое святых!

Маг и Ардеа последовали его примеру.

Затем жрец встал и, подняв край завесы, пропустил их вперед.

Князь ступил несколько шагов и остановился, ошеломленный. То, что он увидел, превосходило самый смелый полет фантазии.

Он стоял на небольшой площадке, за краем которой зияла ужасная, по ширины и глубине пропасть; а с противоположной стороны грозно высилась черная скала громадной высоты. Гладкая, точно срезанная бритвой вершина скалы дала широкую трещину, и из этой расселины с грохотом низвергался поток, вода которого была красна, как кровь. Широкими каскадами пурпурные воды падали в бездну, разбрасывая далеко вокруг багряные брызги.

По обеим сторонам потока шли лестницы, спускавшиеся до дна пропасти, куда, согласно легенде, был низвергнут и затоплен невинной кровью Имамона храм Ассура с его злыми жрецами. Уверяли даже, будто иногда под водой слышались их стоны. По ступеням лестницы были выстроены жрецы, с музыкальными инструментами, и пели молитвы, в которых прославляли благость и славу Имамона. Электрические лампы, скрытые в расщелинах скалы, придавали всей картине удивительное волшебное освещение.

Воцарилось продолжительное молчание. Позабыв все, Ардеа, как очарованный, смотрел на это волшебное зрелище, и мистическая дрожь пробегала по его телу.

Прикосновение чьей-то руки вывело князя из его глубокой задумчивости. Это жрец наклонился к его уху и спрашивал, не желает ли он присоединиться к верным и болящим, пришедшим испить крови бога и молить его об исцелении.

— Если к этому допустят чужеземца, то я буду очень счастлив, — поспешил ответить Ардеа.

— Имамон раздает свои дары всем, кто прибегает к нему с верою, не спрашивая, кто и откуда он, — ответил жрец.

Все трое прошли вдоль пропасти до того места, где площадка делала поворот. Там скалы сближались, образуя узкое и темное ущелье. В этом месте над пропастью был переброшен мост, который вел к широкому коридору, высеченному в горе. Коридор этот заканчивался обширным гротом, где собралось много недужных, увечных и слабых мужчин и женщин. Сагастос, Ардеа и жрец присоединились к этой толпе.

Маг шепнул князю, что все это — паломники, стекающиеся сюда из всех областей страны, и что их вероучение предписывает, хотя бы раз в год, прийти сюда вкусить крови благодатного бога; а больных влечет сюда надежда на выздоровление или, по крайней мере, облегчение, так как чудесные исцеления здесь не редки.

Едва успел Сагастос прошептать последние слова князю на ухо, как завеса, скрывавшая глубину грота, раздвинулась и открыла другой грот, — меньший по величине и не имевший задней стенки.

Он примыкал к водопаду, кровавая завеса которого обдавала внутри мелкими, как пыль, брызгами. Скала дрожала до самого основание.

На краю пропасти стоял жрец с большим золотым кубком в руках, на котором была следующая надпись:

"Получишь по силе веры твоей!"

Паломники по очереди подходили и осушали кубок, наполняемый красной водой священного потока. А больных погружали в металлические ванны, налитые той же водой; при этом одна разбитая параличом женщина получила исцеление. Сияя счастьем, она пала ниц и горячо благодарила Имамона за дарованную ей милость. Воду из ванн выпускали в пропасть, чтобы обдать всеми человеческими недугами Ассура, который завидуя добродетели и святости Имамона, пытался некогда его уничтожить.

Сагастос и Ардеа вернулись тою же дорогой обратно в большой храм, а жрецы повели их и других паломников в трапезную, где был подан завтрак. Потом мужчин поместили в один грот, а женщин в другой, чтобы они отдохнули, пока не спадет жара.

Спускалась ночь, когда маг с князем вернулись в город. Ардеа до такой степени находился под впечатлением всего виденного, что целый вечер только и говорил с Нирданой про храм Имамона, который восторженно называл истинным чудом природы.

Молодая девушка с большим оживлением поддерживала этот разговор, к нескрываемому неудовольствию секретаря своего отца, который настойчиво ухаживал за ней и начинал ее ревновать к князю.

Оба дня, предшествовавшие празднику, стояла удушливая жара. Поэтому все жители, особенно же привилегированных классов, прятались днем в подземные помещения, отделанные с такою же роскошью и комфортом, как и обыкновенные жилища.

Когда же солнце садилось, все выходили в сады, ужинали на свежем воздухе и развлекались беседой и музыкой.

Музыка очень понравилась князю. Чудные и оригинальные мелодии крайне заинтересовали его, и он решил записать их, чтобы унести с собой на землю.

Главной темой разговора служил наступавший праздник, который озабочивал всех, особенно дам, деятельно к нему готовившихся.

Нирдана рассказала князю, что храм, в котором будет происходить торжество, воздвигнут на острове, и что это прославленное святилище первым осчастливлено было известием, что Имамон спасся от врагов и, что превращенный волею Аура, своего отца, в священную птицу, вернулся на небо, откуда снизошел ради спасения человечества.

Эта победа доброго бога над жестоким Ассурой ежегодно праздновалась с большим торжеством, сопровождавшимся чудесным явлением самого Имамона, сходившего с неба, чтоб доказать смертным, что дыхание его пребывает на них, и что он по-прежнему им покровительствует.

Относительно же предстоявшего чуда девушка лукаво умолчала, объявив, что он и сам его увидит. Зато она любезно расписала все прелести самой поездки, совершаемой не в подводном корабле, а над водой, и упомянула, что сам царь с большой помпой будет присутствовать на ночной божественной службе, так как церемония начнется лишь с появлением на небе первой звезды.

Настал наконец ожидаемый день. Все встали поздно, чтобы не очень утомиться к ночи. Приняв ванну, маг и князь нарядились в парадное одеяние, которое прислуживавший слуга вынул из привезенного ими с собой чемодана.

Вместо обычной, длинной и широкой одежды, Сагастос надел белоснежные, узкие, как трико, штаны и короткую тунику такого же цвета, обшитую широкой серебряной лентой, а поверх всего накинул длинный белый плащ, подбитый голубым. На шее, на голубой же ленте, висела пятиконечная звезда, усыпанная драгоценными камнями. Ардеа надел тоже белый и такого же покроя костюм, только туника его была обшита узенькой серебряной тесьмой, а плащ на нем был весь синий. Пентаграмма на его груди висела на тонкой золотой цепочке.