Руслан Михайлов - Стремление к звездам (СИ)

Каждый раз когда я просматривал финал видеозаписи того памятного дня, у меня появлялся холодок между лопаток и хотелось судорожно сглотнуть, а затем включить быструю перемотку. Это не фильм ужасов, конечно, но меня более чем впечатлило зрелище собственного тела распластанного на холодном ангарном полу и трясущемуся в диком припадке. Я этого не помнил абсолютно. Тогда мне казалось, что я лежу неподвижно и пытаюсь что-то произнести застывшими губами. А на самом деле меня корежило и било словно от сильного электрического удара. Я агонизировал. Умирал. И зрелище очень некрасивое. Мало приятного видеть, как твоя голова колотится о пол, разбивая в кровь лицо, а у ног расплывается темная лужа. Я обоссался. И хорошо, что не обделался. И не откусил себе язык нахрен. И не проломил сам себе череп — хотя легкое сотрясение я все же получил. Еще бы — с такой силой долбиться головой о твердый пол. Плюс еще вывих мизинца на левой руке, сильно ушибленный левый же локоть, ноющее правое запястье, боль в левом колене, пара десятков синяков в самых разных местах, несколько рассечений на лице, треснувшая правая скуловая кость. И это только «побочный» урон, полученный мною уже ПОСЛЕ схватки.

Из ран заработанных во время боя — пробитое бедро, израненная ладонь, рассеченная щека, сильно болящая грудь.

Меня спас доктор Иванов, сухонький короткостриженый старичок с чисто выбритым лицом. Благодаря его более чем своевременному прибытию я до сих пор могу дышать воздухом Невезухи. И пусть не расхаживать, но хотя бы лежать в контрольной комнате на своем матрасе и наблюдать за жизнью посредством монитора. И лежал я так уже три дня, причем большую половину первых суток провел без сознания, сильно смахивая на хладный и несколько подпортившийся кусок пищевого концентрата.

Док не сумел определить какой химической гадостью были смочены иглы металлического шара. Не было у него необходимых мощностей для подобного анализа, ведь он «частник», а не на полицейский департамент работает. Но химия оказалась весьма сильной — с ней справилась лишь тройная ударная доза антидота широкого спектра. Средство столь же сильное и опасное как сама отрава — от ударной дозы антидота я едва не загнулся. Но сердце выдержало, введенные лекарства меня стабилизировали, а затем молодой и незапущенный организм взял свое и я сумел удержаться на этом краю и не сорваться в адскую бездну. К искренней радости Лео, Вафамыча и доктора Иванова весьма гордящегося своей фамилией. Не радовались только те продажные полицейские, что пытались меня раз и навсегда «убрать». Как я предполагаю…

После того как я открыл глаза и дал понять что в здравом уме, твердой памяти и почти нормальной физической форме последовала бурная радостная реакция. А затем меня обклеили кучей пластырей, обмотали бинтами, наложили примочки, вкололи еще лекарств, поставили капельницу с большущим баллоном странной розоватой жидкости и строго настрого велели лежать и не дергаться. Швы налаживать не стали — разве что рассеченную щеку прихватили медицинскими скобками, остальные раны обильно залили медицинским клеем. В общем, я в полной мере ощутил всю тяжесть бытия Гроссом.

Сегодня утром пошел четвертый день после инцидента.

И, несмотря на строгий больничный режим, многое изменилось.

Самое главное — в ангаре появился еще один разбитый и разграбленный судовой корпус из того же металла, но не столь большой. Вафамыч оказался прав — Индеец Суон немного побрыкался как упрямый дикий мустанг, а затем все же согласился и с гиком ускакав в прерии, вскоре вернулся с очередной бизоньей тушей. Если на нашем языке — согласился поверить в долг и притащил еще один разбитый корпус, сейчас вставший рядом с первым.

Затем я вбухал практически все наши истощившиеся денежные средства в «расходники» для робота. Причем заплатил с непременным условием доставки всего заказанного прямо к дверям ангара. После чего Вафамыч приступил к работе, принявшись разрезать второй корпус на стандартные плиты обшивки. Работа шла тяжело — слишком мало рабочей силы. А я пока что помочь не мог. К первому, основному корпусу, будущей базе моего корабля, старик и подступаться не стал, мудро заметив, что сначала надо «заплаток нарезать». Ему виднее. Кушали мы вместе, так что обговорить успели все в деталях. Да и в остальное время почти постоянно поддерживали связь через браскомы — все время быстрее бежит.

Остаток кредитов ушел на дополнительную закупку продовольствия и на частичную оплату медицинских счетов. Доктор Иванов согласился немного подождать с оплатой, мимоходом заметив, что сделал нам большую скидку, что моему слову верит и что тех двух «гребаных ублюдков смертников давно следовало вздрючить по полной». Я не ожидал услышать от милого благообразного старичка таких слов как «вздрючить», но лишь благодарно кивнул и пообещал заплатить сразу же, как немного пополню баланс.

И все…

НОЛЬ.

Я оказался на стартовой линии. Денег вообще нет. Хоть хватай костыль и беги в прачечную моего бывшего ЖилМода и снова начинай закачивать на планшеты и браскомы электронные книги и журналы.

Мало того — мы находились на осадном положении. Вокруг враги — ими может оказаться любой полицейский, незнакомый мужик в темном коридоре или валяющийся среди мусора бродяга.

И пока что нарушать осадное положение я не собирался.

Намеревался ли я просто сидеть и ждать когда к Невезухе причалит корабль Удачи? О нет. Я, скрипя зубами от боли и злости, методично просматривал собранную по моему распоряжению информацию. Лео ворчал тихонько, но открыто не возражал — за годы он достаточно изучил мой характер и понимал, что я не отступлюсь.

Но, даже у ИскИнов есть лимит терпения и Лео наконец-то не выдержал. Едва я закрыл очередной текстовый файл и, морщась разжевал таблетку обезболивающего выуженную из большой пластиковой банки, Лео возник на экране ноута в образе седовласого старца:

— И доколе? Доколе планы злодейские строить будете?

— Я убью его! — повторил я свои недавние слова и немного дополнил — Сперва его, а затем разберусь с Иверсоном.

— Я пока не стану говорить о том насколько тяжело карается преступление связанное с покушением на жизнь полицейского офицера.

— А сержант это уже офицер?

— В данном случае это неважно, Тим! Но, как я уже заметил, отложим это на потом. Сейчас меня больше волнует твой нехороший интерес вот к этой крайне мутной и темной личности.

Экран моргнул, на нем сама собой появилась фотография «темной личности».

Если фото увидит случайный зритель, он подумает, что я вывел на экран изображение своего милого доброго дедушки. Именно такое впечатление у него сложится при виде улыбающегося полного лица с крупными губами и открыто смотрящими зелеными глазами в ореоле добрых морщинок. Возраст около семидесяти на вид, а на самом деле сорок два.