Евгений Войскунский - Очень далекий Тартесс (др. изд,)

— Какого дьявола! — прорычал вдруг Борг.

Я вздрогнул от неожиданности и сделал было шаг в сторону, чтобы бесшумно уйти, но тут он повернулся вместе с креслом. Брови у него были грозно нахмурены, и вообще я как-то не сразу узнал Борга.

— А, это ты, — сказал он. — Я не переношу, когда стоят за спиной.

— Извини, старший. Я не знал…

— В двенадцать. — Борг повернулся к экрану, разом забыв обо мне.

Я поспешил прочь. Лучше всего было пойти на речку, растянуться на траве среди благостной зелёной тишины, закрыть глаза и слушать, как чирикает какая-нибудь легкомысленная пичуга. В конце концов, я отпускник и имею право лежать на траве сколько пожелаю.

Сам не понимаю, почему я не ушёл. Из двери в глубине холла доносились неясные голоса, и я на цыпочках направился туда. В просторной комнате работали двое конструкторов и конструкторша с розовощёким строгим лицом. Одного я знал — длинноносого Гинчева, специалиста по корабельным системам живучести: однажды на «Элефантине», во время ремонта, я спорил с ним по поводу перестройки дистрибутора. Остальных видел первый раз. Гинчев и розовощёкая просматривали на проекционном экране плёнки с чертежами узлов и тихо переговаривались, тыча в экран указками. Третий конструктор щёлкал клавишами вычислителя.

— Плохо увязывается с компоновочным вариантом, — слышал я напористый голос Гинчева. — Здесь будет выступать на четыреста миллиметров и упрётся в шахту утилизатора.

Розовощёкая тихо возразила, и Гинчев нетерпеливо сказал, что надо показать главному.

— Нет, — сказала конструкторша. — Дадим ещё раз переделать электронному деталировщику.

Зелёная травка в союзе с голубым небом дожидалась меня там, снаружи, пичуга старательно выщёлкивала нечто отпускное, но я потащился к следующей двери. Над ней нависало белое полукружие лестницы, ведущей на второй этаж. В этой комнате было полутемно, медленно крутилось что-то серебристо-чешуйчатое, то одна, то другая чешуйки ярко высверкивали. Передвигались расплывчатые тени. Вдруг зажужжало, отчётливый и бесстрастный голос произнёс:

— Ирг-восемьдесят мезо один. — И после короткой паузы: — Круг минус секунда.

Я вгляделся, но людей не увидел. Только крутилось колесо не колесо, не знаю, как назвать, и ровный голос отсчитывал на языке незнакомой мне математики, — должно быть, той самой, которая начиналась за уравнением Платонова. Я подумал, что здесь работает вычислительная машина. Но в следующий момент тот же голос, нисколько не меняя интонации, сказал:

— Чёртов Феликс не отвечает, нигде его не найдёшь.

Это было уже не очень похоже на машину. Впрочем, кто его знает. Феликс способен даже машину вывести из терпения.

— Плюс, плюс, плюс, плюс, — бубнил голос.

Тут мне что-то упало на голову и скатилось вниз. Я посмотрел под ноги и увидел скорлупки — продолговатые жёлтенькие скорлупки сладкого орешка. Я терпеть не мог эти орешки, и уж тем более мне не понравилось, что скорлупу кидают прямо на голову. Пускай я был здесь посторонним, это ещё не резон, чтобы обращаться со мной как с утилизатором.

И я пошёл по лестнице наверх с твёрдым намерением высказать шутнику то, что я о нем думаю.

На ступеньке лестницы сидел Феликс. Джунгли на его голове ещё больше разрослись вширь и ввысь, а брюки и рубашка выглядели так, будто их долго, усердно жевали. Он смотрел прямо перед собой и грыз орешки, и кидал скорлупу куда попало. Рядом валялся карандаш-многоцветка, белую ступеньку у него под ногами покрывали формулы, да и две-три ступеньки ниже были тоже испещрены.

Задумался, мыслитель, и ничего вокруг не видит, подумал я, остановившись. И, прежде чем я спохватился, Феликс опустил на меня свой странный, будто издалека, взгляд и сказал:

— Нет, я вижу. Привет, Улисс.

— Привет. Тебе не влетит за это? — Я указал на разрисованные ступеньки.

— Что? Ах да… Сейчас я…

Он вытащил из кармана платок, и вместе с платком вывалились обрывки плёнок, карандаши, орешки, два-три кубика пластилона. Я начал было подбирать, но тут, откуда ни возьмись, появился мажордом, он мерно прошагал сверху по лестнице, вытянул гибкий рукав, и в этот рукав со свистом устремилось всё, что было разбросано.

— Стой! — крикнул Феликс.

И робот послушно замер.

Феликс порылся в уцелевших плёнках и снова побросал их; видно, было уже поздно: нужную сцапал мажордом. Я протянул плёнку, которую подобрал, но Феликс взглянул и покачал головой.

— Прямо беда, — сказал он. — Треклятый мажордом ходит за мной с утра до вечера!

— Он втянул что-нибудь важное? — спросил я, мне стало жаль Феликса. — Погоди, сейчас я его распотрошу, и мы выудим твою плёнку, пока он её не переварил.

— Не надо. — Феликс махнул рукой. — Все равно этот вариант мезо-отрицателен. Я рассчитаю новый.

Тут я вспомнил про машину в полутёмной комнате.

— Тебя разыскивает эта вертящаяся штука, — сказал я. И добавил для ясности: — Ирг-восемьдесят. Она… или оно ищет тебя и ругается.

— Да ну её, надоела! — сказал Феликс. — Борговские штучки… Ладно, пойду посмотрю, чего ей надо.

И, не закончив стирать формулы со ступенек, он, побежал вниз.

Я посмотрел ему вслед. Славный он малый, только очень уж… как это по-русски… не от мира сего.

В руке у меня был зажат обрывок плёнки. Формулы, формулы, все незнакомые, какой-то график, две-три рожицы. А это что? Я удивился: дальше было жирно написано красным «Андра». «Что ещё за новости?» — подумал я. Впрочем, мало ли Андр на свете.

Я зачастил в конструкторское бюро. Было интересно наблюдать, как рождается проект. Главными узлами корабля занимался Борг. Конструкции, которые он обдумывал, воспроизводились на электронном экране, и камера фотографировала те варианты, которые он считал приемлемыми. Вспомогательные узлы и системы проектировали помощники Борга. Вычислительные машины и автоматы-деталировщики довершали работу и в свою очередь предлагали оптимальные варианты.

Ровно в двенадцать раздавался звонок. Борг выключал конструкторский пульт. Лицо его как бы разглаживалось, принимало обыкновенное простецкое выражение. Он заглядывал в комнату конструкторов и отдавал команду:

— Кончай работу. Все на речку!

Гинчев протестовал. Нервно почёсывая кончик носа, он заявлял, что не может бросить работу, не додумав мысль до конца.

— Ну, как хочешь, — благодушно ронял Борг. — Только учти: когда бог создавал человека, он не дал ему запасных частей. Протезы придумали позже. Или тебе хочется получить протез вместо мозга?

Можно было позавидовать умению Борга выключаться. Он плавал в речке, бродил по окрестностям, избегая дорог и тропинок, и охотно поддерживал разговоры на любую тему, но только не о проектировании корабля. В три часа занятия возобновлялись. Борг просматривал варианты и спорил со своими помощниками. Он с хищным видом накидывался на готовые листы, мазал по ним цветными карандашами и отдавал на переделку. Гинчев горой стоял за варианты, подсказанные машинами, он кипятился и ехидничал, но Борг упрямо гнул свою линию, и переубедить его было нелегко.